Раубриттер (IV.I - Animo)

Гримберт рассмеялся и еще добрых полминуты позволял себе время от времени хихикать, как хихикает человек, с опозданием понявший сочные подробности, и теперь с удовольствием их смакующий. Он втайне полагал себя весьма искушенным в подобных материях, однако некоторые детали подобных историй смущали его или заставляли испытывать недоумение — смысл их казался ему не до конца понятным. Конечно, он не был невинным, как сопливое дитя, напротив, ему приходилось часами разглядывать старинные гравюры, найденные а отцовский тайниках, гравюры, которые живописали процесс зачатия новой жизни отнюдь не с библейской стыдливостью. Кроме того, многие рыцарские романы, случайно оказавшиеся в маркграфской библиотеке, тоже не стеснялись подобных сцен, пусть и снабжая их пышными многообразными метафорами, открывающими дополнительный слой удовольствия для фантазии.

Однако на фоне Аривальда он, наверно, был отвратительно невинен, как монастырский послушник. В свободное время тот частенько околачивался под лестницей, будучи на короткой ноге с пажами и даже был частым гостем в казармах, отчего легко мог загнуть такую историю, что Гримберт, даже не поняв в полной мере ее смысла, ощущал, как тлеют его собственные уши. Например, эта его история про трех монахинь и попугая — он слышал ее не раз, но так и не понял в полной мере, что именно в ней должно вызывать смех. Или коронная, которую Вальдо рассказывал с особенным удовольствием, в которой в фигурировали дочка мельника, маслобойка, апостольский протонотарий[13] и мешок брюквы. Гримберт всякий раз смеялся, даже тряс головой и подмигивал, словом, делал все, что полагается делать мальчишке, услышавшему славный соленый анекдот, однако стеснялся признаться Вальдо, что не вполне понял суть. Не хватало еще выставить себя еще большим остолопом, чем есть!..

Двигаться было все труднее. «Убийца» прокладывал себе путь сквозь трещащий подлесок с непоколебимой уверенностью большого механизма, даже не собираясь жаловаться, но вот его владетель, заточенный внутри бронекапсулы, обречен был испытывать все больший и больший дискомфорт. Равномерная качка, неизбежная во время движения, почти незаметна, если тело в должной мере привыкло к доспеху, к тому же в режиме нейро-коммутации жалобы тела были едва ощутимы. Беда подкралась с другой стороны. Стиснутое со всех сторон жесткой обшивкой тело, долгое время находившееся без движения в тесном пространстве бронекапсулы, начало мучительно саднить, особенно в области седалища. Не спасал ни плотный кожаный гамбезон, в который Гримберт был облачен, ни осторожные попытки размяться в замкнутом пространстве. Правду говорил старый пьянчуга Магнебод, рыцарь в своем искреннем служении подчас сталкивается совсем не с теми проблемами, к которым готовился…

«Пусть ученые господа и поэты ведут между собой спор на счет того, что рыцарю более важно, голова или сердце, — возвестил тот как-то раз, вываливая свое необъятное брюхо из „Багряного Скитальца“, — Как по мне, беречь в первую очередь стоит жопу. Всего за один ходовой день эта мерзавка припомнит вам больше, чем самый сборщик податей!»

Легко ему было говорить, мрачно подумал Гримберт, пробираясь сквозь глубокие снежные завалы Сальбертранского леса. Его доспех, побывавший в великом множестве сражений, был оборудован настоящим рыцарским ложементом, ему не требовалось трястись в бронекапсуле «Убийцы», больше похожей на обшитый листовой сталью гроб, чья система амортизации была столь примитивна, что больше подошла бы не боевому доспеху, а крестьянской подводе.

Несмотря на то, что тело в режиме нейро-коммутации делалось нечувствительным, как бы слегка оглушенным, многочасовая тряска внутри доспеха неумолимо истощала его силы. Конечности от долгой неподвижности онемели и неприятно покалывали, кости казались сухими трухлявыми ветками, а желудок скрутился в тугой бельевой узел.

Пора было делать привал, но Гримберт вновь и вновь малодушно откладывал приказ. Может, задница у Вальдо попросит пощады первой?.. Однако судя по тому, как монотонно мерял шагами Сальбертранский лес «Страж», он даже не думал об остановке. Вот ведь хитрец! Делает вид, будто ему самому привал ничуть не нужен, ждет, пока Гримберт первым проявит слабость.

Хронометр «Убийцы» утверждал, что уже два часа пополудни и, судя по всему, в этот раз не сбоил. Солнце, похожее на розовую промороженную виноградину, достигнув высшей точки своей траектории, уже клонилось вниз. Дьявол! Гримберт мотнул головой, мимолетно ощутив сопротивление нейро-шунта в затылке. Он потратил до черта времени, выслеживая этого треклятого оленя, вместо того, чтоб заняться настоящим делом, ради которого все и было затеяно. И вот пожалуйста, самые драгоценные дневные часы уже упущены. Того времени, что осталось до сумерек, может и не хватить, сумерки зимой ранние, они превратят и так безжизненный пустой Сальбертранский лес в истый лабиринт.

Но двигаться без передышки тоже не годилось. Вздохнув, Гримберт бросил взгляд вокруг, приглядывая место для остановки. И почти тотчас нашел.