Раубриттер (IV.I - Animo)

Конечно, можно было предположить, что опьяненные кровью еретики бросятся в погоню, но… Гримберт фыркнул, стараясь унять суматошно колотящееся сердце, застрявшее где-то в глотке. Легкая пехота или кавалерия еще могла бы преследовать его по зимнему лесу, но только не артиллерия с ее неповоротливыми и тяжелыми орудиями. Им не догнать его, даже если они запрягут в орудийные передки вместо лошадей всех демонов ада.

Ушел. Спасён.

Бой был скоротечен, но вымотал его настолько, что Гримберт ощущал себе отсыревшим кулем муки, водруженным в бронекапсулу рыцарского доспеха. Раскаленный пот насквозь пропитал гамбезон, во рту наоборот было сухо, как в заброшенном крепостном рву. Кажется, он даже не смог ощутить облегчения, свойственного всякому христианину, спасшемуся от неминуемой смерти, только приятное размягчение сухожилий во всем теле. Только сейчас он понял, что во время боя они были туго натянуты, точно струны в церковном органе.

Ушел. Ушел. Ушел.

Глубоко под теменем разнеслось с теплым током крови сладкоголосое пение, не идущее ни в какое сравнение даже с церковным хором, исполнявшим «Турнейскую мессу» в соборе Святого Ионна Крестителя, хором, содержание которого обходилось Туринской марке в тысячу денье серебром ежегодно.

Во имя всех святых и адских демонов, ушел!

Славься, Господь, за милость твою.

Выскочил, словно заяц из волчьей пасти.

Гримберт хрипло расхохотался, чувствуя, как смех раздирает пересохшее горло. Может, эти еретики и коварны, как сам Люцифер, да и палят чертовски метко, но вот тактического умения им не хватает. Подготовили грамотную засаду, но сами же и опростоволосились, выпустив из капкана верную добычу. Проглядели путь отхода.

Чертово дурачье! Ну ничего, маркграф Туринский поучит вас тактической грамоте в самом скором времени. Обложит весь проклятый лес — и реактивными огнеметами!.. На всю глубину! Чтоб все живое, что тут есть, обратилось в жидкий невесомый пепел, пусть даже и с чертовыми оленями в придачу!..

Вальдо, упокой Господь его душу, вздумай он устроить засаду, никогда бы так не сглупил. Он бы обязательно продумал и огневой заслон и многие другие хитрые штуки — фланговые кинжальные удары, отвлекающие маневры, смертоносные на близкой дистанции финты. И уж точно он не оставил бы смятенному и истекающему кровью противнику такую удобную дорогу к бегству!

Гримберт вдруг ощутил, как желчь со всего тела кристаллизуется в теле маленькими шрапнельными пулями с бритвенно острыми гранями. Воздух в бронекапсуле «Убийцы», заботливо отфильтрованный и лишенный ядовитых примесей, показался ему удушливым ядовитым газом.

Ворота из смертоносной ловушки.

Широко распахнутые и стоящие на самом видном месте, не прикрытые ни завалами, ни артиллерией. Точно нарочно ждущие того, что очертя голову бросится прочь из огневого мешка, забыв про осторожность.

Да нет, нелепо. Еретики ни черта не смыслят в тактике, всем известно.

Или…

Гримберт вдруг ощутил, как ровно шагающий «Убийца» споткнулся о невидимую преграду, мгновенно теряя ход. Снежный покров перед ним, кажущийся в сумерках свинцовой крупой, стремительно таял, обнажая огромный угольно-темный провал прямо по курсу.

Волчья яма. Древнее охотничье изобретение, бесхитростное, но, как и все бесхитростные вещи, чертовски эффективное. Провал, распахнувшийся перед его лицом с тонким треском рвущихся камуфляжных сетей, был столь черным, что казался бездонным и, заглянув в него, душа Гримберта вдруг смерзлась в грязную, царапающую изнутри плоть, льдышку.

Экстренный тормоз не поможет. Он понял это мгновенно и безотчетно. Не требовалось вспоминать ходовые показатели «Убийцы» и рассчитывать тормозной путь для бронированной туши весом в сотню квинталов, движущейся со скоростью восемь полных туазов в секунду. Времени на торможение не оставалось. Даже на проклятье — и то не оставалось. Поэтому Гримберт потратил ту половину секунды, что была в его распоряжении, на молитву. Короткую и судорожную, как пучок закодированных цифр в импульсе радиопередачи.

Господи, прости самого никчемного и безмозглого из своих рабов!..

Как известно, Господь Бог денно и нощно взирает на грешную землю из своих небесных чертогов, карая грешников и даруя милость свою праведникам. Но, должно быть, правы те, кто утверждает, будто глаз Господний, как и всякий оптический прибор, не всегда в силах разобрать происходящее далеко внизу, иногда крохотное облачко или пороховой дым могут застить ему поле зрения, отчего в мире и происходит несправедливость.

Скорее всего, взгляду Господа было чертовски тяжело разобрать, что творится под пологом трижды проклятого Сальбертранского леса. Именно поэтому отчаянной молитве Гримберта не суждено было достигнуть адресата.

Тьма поглотила его беззвучно.

Конец

* * *