Раубриттер

они вернулись домой, Волков позвал офицеров на ужин, и после

того, как недовольная его жена, ее молчаливая подруга и сестра

Тереза с детьми вышли из-за стола, он сказал офицерам:

— Господа, думаю, пришло время ответить поганым горцам за

товарища нашего. Скажите людям своим, что те, кто пойдет со

мной, не пожалеют, а тот, кто со мной не пойдет на тот берег, то

жить на моей земле не будут.

Все офицеры понимающе кивали. Это воодушевило Волкова.

Значит, все все понимали и были готовы. Только Бертье

поинтересовался:

— Пойдем в набег?

Волков на мгновение задумался. Грабить села и предместья

городов — дело веселое, бывало, что и прибыльное, но уходить

вглубь вражеской земли он не хотел, поэтому ответил:

— Нет, Карла били на ярмарке, ярмарку мы и ограбим.

— Отличная мысль, — сказал Рене.

— Дело прибыльное, — согласился Роха.

— Одним днем все быстро сделаем. — Продолжал Волков. — Вышли, оцепили, взяли все, что дорого и в лодки влезть может, ушли.

— Все, что дорого? — Уточнил Бертье.

— Первым делом нужно переловить всех менял и купцов, деньги —

главное. Второе — торговцы мехами и шубами, третье — торговца

перцем, четвертое — торговцы материей, парча и шелк нынче в

хорошей цене.

— Сыч нам рисовал, где ярмарка, где пристани и подъезды к ней, но

он не сказал нам, где кто сидит. — Сказал Рене.

— Он еще нарисует, — обещал кавалер. — Память у него прекрасная.

Но для начала нужно знать, сколько у нас людей?

— Сто пятьдесят два человека. — Сразу сказал Рене. — Шесть больны, еще двух оставим с ними. — В поход готовы выйти сто сорок четыре.

— Пятьдесят два стрелка, — сказал Роха, — все пойдут.

— Сколько людей у Брюнхвальда?

— Двадцать восемь, кажется. — Вспомнил Рене.

— Двести двадцать четыре человека, нас и моих людей еще десяток.

Десять лошадей. Итого… — Волков задумался, считая в уме. — Итого

нам нужно десяток лодок и две баржи. Рене, берите деньги, езжайте в Лейдениц, наймете десяток лодок и пару барж. Как

наймете, так своих людей грузите и спускаете их по реке до

заброшенной рыбацкой деревни.

— Понял, кавалер.

— Бертье, вы все окрестности знаете лучше меня, — продолжал

Волков. — Езжайте-ка на юг, до рыбацкой деревни. Как следует

разведайте пути, где может провести обоз, чтобы телеги не

поломать и лошадей не угробить. Возьмите людей, если где-то

придется подсыпать грунта или порубить кустарник, так сделайте

это.

— Я знаю, как туда ехать. Я все проверю, — обещал Бертье.

— Роха, собери все телеги, какие есть, проверь все, дорога, сам

понимаешь, будет тяжелой, обратно, даст Бог, поедем груженые.

Проверь все оси и втулки. Найди Ёгана, скажешь, что бы дал

хороших лошадей к каждой подводе. Все телеги и лошади — твоя

ответственность.

— Понял. Займусь сейчас же.

— С собой ничего не берем, идем налегке и одним днем, по куску

хлеба, не больше. Оружие и броню берем по полной.

Вроде, все, но тут же у господ офицеров стали возникать вопросы.

И Волков сидел с ними допоздна. Все говорили и говорили. А его

сестра Тереза с детьми и госпожа Бригитт Ланге сидели на лавке у

стены. Ждали, пока господа разойдутся, так как спать им

приходилось в этом зале. Госпожа Элеонора Августа фон Эшбахт

давно поднялась на второй этаж, которой только что закончил

архитектор. Там теперь у Волкова была спальня. Кухня была

отделена, а вот столовая стала спальней для его сестры Терезы, детей и теперь еще для госпожи Бригитт. Не отправлять же госпожу

Бригитт в людскую, где спали Сыч, Максимилиан, Мария, а теперь

еще и Увалень. Теперь она спала на лавках с детьми и Терезой, на

лавках, на которых сейчас сидели офицеры.

Когда они, наконец, разошлись, Мария, сестра и Бригитт стали

сдвигать лавки и стелить на них перины. Дети стали укладываться, а

самая маленькая племянница его, Катарина, взобралась к нему на

колени и спросила:

— Дядя, а вы собираетесь делать какое-то дело?

— Откуда ты знаешь? — Усмехался Волков.

— Мама сказала, что бы мы не шумели и не мешали вам

разговаривать и делать дело. Какое вы собираетесь делать дело?

Он опять засмеялся:

— Я собираюсь наказать злых еретиков, что избили палками

моего товарища.

Глаза девочки стали круглыми. Она стала говорить о том, что там, где она жила раньше, половина людей была еретиками. И что ей

было страшно там жить, так как там церкви без святых отцов. А

здесь все церкви со святыми отцами, здесь ей спокойно. Честно

говоря, он подумывал, что и сестра Тереза, и дети — все они

приехали с севера, так что, наверное, и крещены дети в

еретической вере. Только Волков предпочитал не спрашивать

сестру о том. Потом как-нибудь. Он засмеялся. Другие дети тоже

подошли послушать их разговор. Он расспросил их о том, как они

учатся, не тяжело ли им, не мучает ли их брат Ипполит? Нет, им тут

направилось, да и не мудрено, прежняя жизнь их боле походила на

рабство, ни дома у них не было, ни еды вдоволь. Еда — объедки.

Работа в трактире с утра до вечера. Сон на кухне, под столами.

Одежда — лохмотья.

Наконец, постели были постелены, и мать позвала девочек спать.

Волков тоже встал, прежде чем подняться в опочивальню к жене, он остановился перед Бригитт Ланге:

— Потерпите немного, поспите пока с моими племянниками, -