Рассказы. Том 4. Фатализм

Хорошая компания. Кривые улыбки, нечеловеческие ухмылки и отвратительные смешки. Извивающиеся тела и изощренные умы. Странные сны и сатанинские планы. Я жил с этими персонажами, создавал их и думал о них. Неудивительно, что у меня начались головные боли, неудивительно, что я стремился полностью закончить свои истории, как только они были начаты.

Я не мог думать о подобных существах больше нескольких месяцев, не рискуя сойти с ума. На самом деле, док Келси регулярно осматривал меня. Невропатология помогала. Я почти справился, пока мне не удалось убить своего персонажа. Потому что я хотел быстро сделать эту историю.

В последнее время я начал превосходить самого себя.

Возможно, подсознательно исказил свои истории для экранизаций фильмов ужасов. Конечно, мои злодеи становились все хуже. Этот последний превосходил всех вместе взятых.

Слепите Фу Манчи, профессора Мориарти и Жиля де Реца в одно целое, добавьте немного Гитлера, и вы получите убийцу. Я назвал его Убийцей. Ничего не мог с собой поделать. Да, я знаю, что однажды в каком-то фильме был персонаж с таким именем, но я ничего не мог с собой поделать.

Его нужно было назвать Убийцей. Высокий худой человек с лысой костлявой головой. Глаза, смотревшие на обычное зло с презрением. Чудовище — телом и духом. Рыжая борода, неуместная под лысым черепом. Тонкие белые руки, еще более неуместные с учетом обезьяньей длины. Дьяволопоклонник, а может и хуже. Именно для того, чтобы перестать думать о нем, мне так хотелось закончить эту историю. Пусть издатели забирают его себе. Пусть РКО купит его. Пусть Борис Карлофф придумает для него грим. Я не хотел принимать в этом никакого участия. Убийца сводило меня с ума.

Я стал разговаривать во сне и просыпался в поту. Или бормотал себе под нос. Иногда я боялся, что потеряю хватку и превращусь в существо, порожденное собственными фантазиями.

Невозможно вечно строить планы и замышлять смерть, не побуждая ее что-то сделать с вами.

Ну, убийство Лестера оказалось большим подспорьем. Как я уже сказал, он лежал прямо на середине страницы 213. И вот, прямо на середине страницы 214, я возвращаюсь к своим записям и показываю мистера Убийцу, заглядывающего в окно.

Тут что-то пошло не так. Персонажи всегда чувствуют чужое присутствие. По крайней мере, в моих тосках. Я никогда этого не делал, но теперь сделал.

У меня появилось странное ощущение, что кто-то или что-то смотрит на меня.

На улице было темно, горела моя настольная лампа, я был один, и что-то смотрело на меня.

Поэтому я повернулся и посмотрел в окно.

В мое окно смотрел мужчина.

Я присмотрелся и разглядел высокого худого человека с лысой костлявой головой. У него была рыжая борода, и его тонкие белые руки прижимались к стеклу. Его глаза смотрели на меня с насмешкой.

Я отвернулся — пришлось. Мой взгляд вернулся к пишущей машинке. Я только что напечатал: «я увидел высокого, худого человека с лысой костлявой головой. У него была рыжая борода, и его тонкие белые руки прижимались к стеклу. Его глаза смотрели на меня с насмешкой. Его звали Убийца!»

Его звали Убийца. Но я написал это, а не жил этим. Кто, или что это было? Я посмотрел в окно еще раз. Красные глаза уставились на меня, словно на тело, лежащее на полу. И я увидел знакомую улыбку. От этого стало еще хуже. Я вскочил на ноги и бросился через комнату, широко распахнув окна.

Там, конечно, ничего не было. Я выглянул наружу. Потом я зажал оба уха. Никто не смеялся пронзительным истерическим хохотом, будто над какой-то ужасной и злой шуткой. Я с содроганием вспомнил, что именно так всегда смеялся Убийца.

Глава II Человек с рыжей бородой

Мои пальцы дрожали, когда резко нажали на кнопку звонка.

Но я взял себя в руки, едва заговорил с Коббсом. Он всегда зрит в корень. Иногда мне хотелось, чтобы он сделал это с открытым забралом. О, с Коббсом все было в порядке. Хороший секретарь лет тридцати, в золотых очках, книгочей. И очень эффектный. Но иногда он меня беспокоил.

Теперь я был рад его видеть. Я был бы рад увидеть даже японскую армию, если уж на то пошло. Человеческие существа были тем, чего жаждали мои глаза, чем-то реальным.

— Снаружи кто-то бродит, — сказал я. — Возьми мой револьвер и пройдись по территории, хорошо? Я беспокоюсь о Лоре.

Тот факт, что я также беспокоился о своей собственной шкуре, был просто дополнительным аргументом. Я бы и сам пошел, если бы не одно «но».

Если я пойду, это будет означать, что я признаю существование чего-то снаружи. Чего-то, действительно смотревшего на меня в окно, реального, а не воображаемого. И я лучше сто раз сойду с ума, чем признаюсь в существовании такой мерзости, как мистер Убийца. Поэтому я быстро отослал Коббса и еще быстрее налил себе выпить. Скорость этой последней операции превышала лишь скорость, с которой я выпил напиток.