Рассказы о Котовском

Сидевший на подоконнике с газетой в руках адъютант первого полка скосил в сторону невесты любопытный глаз. Он считал свою жену первой красавицей в бригаде, но промолчал, решив предоставить разрешение этого щекотливого вопроса ходу времени и общественному мнению. Невеста Черекана была свежей пухленькой блондинкой с румянцем во всю щеку, со вздернутым носиком и почти без бровей; в общем же она была премиленькой.

Котовский встал и, зевнув, начал прощаться. Аудиенция окончилась. Невеста снова протянула негнущуюся руку. Черекан вытянулся и сдвинул каблуки; затем жених и невеста ушли.

Командир бригады подошел к окну, отодвинул занавеску и долго смотрел им вслед, положив живот на подоконник.

— Да-а, — сказал он, когда они, наконец, скрылись за воротами, — ну и пигалица! И на ходу вертит задом, как завхозова серая кобыла, ей-богу. Повенчали черта с младенцем. А парень-то каков! Орел! И чего только баба не сделает с человеком!

Потом командир бригады стянул с себя прилипшую к телу гимнастерку, толкнул волосатой грудью дверь и пошел во двор, к колодцу, окатываться…

Свадьба должна была состояться на другой день, под вечер. Бойцы решили бойкотировать церковь и явиться прямо к свадебному обеду. Черекан невозмутимо принял этот тяжкий удар, ибо решил, что ребята, в сущности, правы. В этом суровом сердце была, безусловно, очень большая нежность к своему делу, к бригаде, к эскадрону. Только Черекан эти чувства, которые он, быть может, считал самыми дорогими для себя, ревниво таил.

Церковь была переполнена, несмотря на то, что за кладбищем начинался фронт; на свадьбу пришли смотреть и стар и млад. Черекан был немного бледен и сдержанно вежлив с новой родней. Глаза его потускнели, он как будто бы отсутствовал.

Когда румяный и дебелый поп, в праздничном облачении похожий на торт с кремом, неожиданно тоненьким голоском затянул службу, в настежь раскрытых дверях церкви показалось взволнованное лицо Чижика, черекановского ординарца. Он вел за собой на поводу двух оседланных лошадей.

— Товарищ командир, — крикнул он, и звонкий голос его потряс церковные своды, — бросайте живо эту музыку! Опосля довенчаегесь. Тревога! Ребята уже пошли, не дожидаясь вас.

В церкви все замерли, остолбенев, впрочем, все, кроме Черекана, который уже успел надеть фуражку и подхватить саблю, чтобы не мешала бежать. Как раз в эту минуту над площадью у церкви, оглушительно щелкнув, разорвалась первая шрапнель и сейчас же, вслед за нею, другая и третья.

Толкнув в грудь попа, который схватил было его за руку, и едва не сбив с ног невесту. Черекан ринулся прямо на толпу, пробивая ее. как таран. Через минуту он был уже в седле. Чижик привел ему коня на самую паперть. Застоявшаяся Трагедия весело пошла размашистой рысью.

Сзади, на площади, продолжали рваться снаряды. Сворачивая на шоссе, Черекан оглянулся, и в его поле зрения очутилась шумная толпа и плачущая невеста, которую кто-то уводил под руки. Черекан увидел ее, но как-то не осознал ее присутствия он думал о другом.

«Французские скорострелки, — соображал он, глядя на разрывы, — чисто работают, вот бы нам такую батарейку…»

По дороге Чижик рассказал ему, в чем дело. Два батальона белопольской пехоты при батарее из шести скорострельных пушек по оврагу подкрались прямо к селу, но нарвались на заставу. Котовский велел подпустить их поближе, на лужайку между двумя перелесками.

Выехав на мягкую дорогу, Трагедия по собственной инициативе, прибавила ход. Огибая кладбище, Черекан увидел, что батарейцы Котовского уже кончают окапывать пушки. Старый их командир, всегда жизнерадостный папаша Просвирин, приветливо махнул эскадронному белым платком, который он приготовил, чтобы подавать им команду…

В поле командиры уже рассыпали лаву. Белополяки перенесли огонь с деревни и сейчас били прямой наводкой по коннице. Подняв Трагедию в галоп, Черекан вскоре очутился на своем обычном месте, впереди эскадрона. У него сладко сжалось сердце, когда он заметил, как сразу же просветлели лица у бойцов. Командир первого полка показал Черекану Еолосатый кулак. Эскадронный далеко впереди, на отлете, различил мощный затылок Котовского.

Белопольская цепь мелькала беспрерывными вспышками выстрелов. Воздух был густо насыщен пулями. Бойцы обнажили шашки. Сзади с регулярностью часового механизма тяжело забухали пушки Просвирина.

От командира бригады отделился конный ординарец и поскакал по открытому полю, прямо под огнем. Это был молодой галицийский парнишка, только накануне вступивший в бригаду добровольцем. Он держался под пулями неестественно прямо, как требовал этого обычай, не «кланяясь» и не пригибаясь к седлу. Плохонькая его лошаденка скакала, как свинья, высоко задирая ноги и подняв хвост трубой. Вокруг ординарца по сухой земле сомкнулся круг рикошетирующих пуль. Этот смертный обруч все суживался и вместе с ним двигался по полю.

Ординарец доехал наконец. Он привез Черекану устный приказ Котовского обойти батарею с фланга и напасть на ее прикрытие.