Рассказы о Котовском

К четырем часам утра у фуражира в парабеллуме осталось пять патронов. У него были простре-лены щека и левое плечо, все лицо было залито кровью. Но ни одного бандита ближе чем на десять шагов к сеновалу он не допустил.

Хутор, разбуженный ночной перестрелкой, не спал. За оградой, тихо переговариваясь, толпились бородатые мужики; во всех хатах горел огонь, и десятки людей наблюдали за тем, как тридцать человек убивают одного.

Крепко зажав в кулаке пистолет, упершись раненым плечом в ножны шашки, фуражир Чабан пристально глядел во двор, и в его глазах светилась нечеловеческая ненависть приговоренного к смерти.

Когда пропели третьи петухи, бандиты перешли в общее наступление. Они вынесли из хаты все имущество и вывели плачущих и упирающихся хозяев. Потом кто-то из них принес с огорода охапку соломы, и где-то в тающей темноте чиркнула спичка.

Когда по нижним балкам сарая затрещал огонь, фуражир Чабан спокойно понюхал воздух, пахнущий дымом, потом, высунувшись всем корпусом в окно, выстрелил последние патроны. Еще несколько бандитов упало, и Чабан, подкараулив одного из поджигателей, пустил ему в голову пустой парабеллум.

На сеновале становилось жарко. И когда взошло солнце, соломенная крыша вспыхнула веселым костром, озарив огненным светом весь двор и толпу крестьян за изгородью. В ту минуту, когда где-то треснула подгоревшая балка и весь амбар наклонился набок, фуражир Чабан взял шашку в руки и, спрыгнув во двор, закричал «ура». Весь вид его был настолько страшен, что бандиты не сразу решились на него наброситься. Гимнастерка на спине тлела и дымилась. Лицо Чабана было перепачкано в саже и крови, левая рука повисла плетью, и только правая была высоко поднята над головой, поддерживая шашку для последней защиты.

Когда изрешеченный пулями Чабан в изнеможении прислонился к изгороди и зарубленный им бандит, корчась, откатился в сторону, старый фуражир последний раз в жизни увидал незабываемое зрелище конницы, идущей в атаку.

Из леса вниз по косогору карьером шел эскадрон. Впереди всех на низкорослом сером жеребце летел Колька-горнист, и боевые звуки атаки прозвучали в ушах фуражира дивной музыкой. В ореоле вертящегося с быстротой мельницы тяжелого польского палаша мелькнуло на миг знакомое чернобровое лицо командира второго эскадрона Алешки Ткаченко. Лицо Ткаченко было залито слезами он всегда в бою плакал от бешенства. В последний раз взглянув на красный значок эскадрона, фуражир Чабан, захрипев, повалился спиной на изгородь…

Хуторяне разбежались по лесу. По улицам Волчьих Выселок, на огородах, во дворах валялись изрубленные тела бандитов. У площади, на косогоре, второй эскадрон хоронил своего фуражира. Изуродованное тело Дмитрия Чабана, завернутое в боевое красное знамя, мирно покоилось в гробу. Кругом, обнажив головы, толпились опечаленные бойцы. Худощавый политрук Клевцов, рабочий Тульского оружейного завода, шумно вздохнув, приступил к надгробной речи.

— Братва, — сказал он, — что тут можно сказать Когда-нибудь в этом селе будет электричество, и эти самые бородатые дядьки будут в школе читать Карла Маркса. Когда-нибудь будет последний решительный бой, и свои боевые шашки мы отдадим на завод для того, чтобы их перековали на плуги. Мы потеряли Дмитрия Чабана, он с сыновьями честно дрался. Учитесь, партизаны, ненавидеть врага так, как этот старик. Можно давать залп…

Убит Чабан и его три сына, на хуторе Корчагино егнила белокурая Колькина голова. Убиты многие другие Кольки, Митьки… В последние годы ушли от нас многие старые бойцы. Их нет сейчас с нами, и сегодня они не станут в наши ряды для того; чтобы отпраздновать годовщину Октября… Все эти люди умерли, и тут ничего уже нельзя ни исправить, ни изменить; пусть же не умирает ненависть к врагам революции, которой жили эти люди.

Свадьба Черекана

Приказ по бригаде был составлен в обычном для командира стиле

«…В этот наиболее ответственный для исхода боя момент командир эскадрона тов. Черекан, примером личной храбрости увлекая за собою бойцов, атаковал польскую колонну и смял ее, захватив свыше двухсот пленных и восемь пулеметов. Однако тов. Черекан допустил одновременно серьезное нарушение дисциплины, ибо ему было дано совершенно другое задание. Следующий раз буду за такие проступки строго взыскивать…

Тов. Черекан, Прокопий Ильич, представлен мною к ордену Красного Знамени. Завхозу 1-го кавполка предлагаю выделить в его распоряжение пароконную повозку для перевозки вещей и жены, буде тов. Черекан пожелает жениться. Однако предупреждаю, что в дальнейшем повозки за боевые заслуги даваться не будут, и так все лишние растаскали под баб. Впредь всякий, являющийся за разрешением жениться, должен предварительно озаботиться добычей транспортных средств для брака — у неприятеля.

Командир бригады (подпись)».