Рассказы о чудесах

Миссис Браун, схватив пустой таз, направляется к дому и мрачным кивком приглашает Гольдсмита следовать за ней.

Вот уже они поднимаются по лестнице. Гольдсмит останавливается у дверей своей комнаты, миссис Браун спрашивает его снизу.

Миссис Браун. Что же вы роман-то свой не дописываете?

Гольдсмит (задумчиво). Вы знаете, мои друзья, то есть, мои герои!.. Их словно жизнь покинула, и они никак не могут сдвинуться с места!..

Миссис Браун (смеясь). Значит, не так плохо им живется! Вот посыплются шишки на голову – сразу зашевелятся!

Гольдсмит сидит за столом с пером в руке. Перед ним чистый лист. Внезапно на листе возникает лицо Софьи, оно очень печально.

Голос Софьи

Без спросу открывая дверь,
Любовь к нам входит в сердце,
Как возмещенье всех потерь,
Как возвратившееся детство…

В ее глазах появляются слезы.

Сцена 10

Софья сидит у окна в доме Примрозов и с отсутствующим выражением лица смотрит на улицу. Мать подходит к ней и щупает ей лоб.

Миссис Примроз. У тебя нет жара?

Софья. Мамочка, я ничем не больна!

Миссис Примроз (бодрым голосом). Конечно, я тоже так думаю! Но на всякий случай неплохо было бы показать тебя врачу. Мистер Торнхилл говорил как-то раз, что знает хорошего врача.

Софья (резко поворачивается к ней и говорит почти с ненавистью). Да? А что еще говорил мистер Торнхилл?

Миссис Примроз (делает вид, что не слышит). В твоем возрасте надо иметь хороший аппетит, надо много двигаться, а не сидеть, уставившись в одну точку!

В этот момент с улицы вбегают малыши – Дик и Билл.

Дик. Мама!!! Почему она нас не взяла? Сама поехала кататься, а нас не взяла!

Миссис Примроз (встревоженно). Что? Кто? Кто поехал кататься?!

Билл (тоном ябедника). Оливия! Мы ее звали, звали, а она даже не оглянулась! А мистер Торнхилл взял и опустил занавеску! А раньше он нас всегда катал!

Софья и миссис Примроз вскрикивают в один голос. На их крик выходит Примроз.

Примроз. Что случилось?

Софья бросается к нему и хватает его за руки.

Софья (срывающимся голосом). Папа! Папа, кажется, Оливия уехала от нас!

Дик (он уже напуган ужасом взрослых). С мистером Торнхиллом! Мы играли возле дома, а потом совершенно случайно (он делает честные глаза) вышли на проезжую дорогу! И едет карета…

Софья (кричит). А кто вам разрешил выходить на проезжую дорогу?! Марш наверх! И чтобы вас слышно не было!

Притихшие и испуганные, малыши поднимаются по лестнице. Софья захлопывает за ними дверь. Отец и мать стоят, как в столбняке.

Миссис Примроз (выйдя из оцепенения). Погубила нас! Дрянь! И себя и нас погубила! Что делать?! Господи, что делать?! Что мы людям скажем, куда она девалась?

Примроз (казалось, что погруженный в свои мысли, он и не слышит ее, как вдруг он отвечает с каким-то странным спокойствием). Говори все, что хочешь! Например, что она поехала погостить к родственникам.

Миссис Примроз. И сколько же она там пробудет? Всю жизнь?!

Примроз (содрогнувшись от такого предположения). До тех пор, пока я не разыщу ее и не верну домой.

Миссис Примроз. Ты сошел с ума! Да она этого никогда не захочет! Не для того она сбежала с помещиком, чтоб возвращаться в эту жалкую дыру!

Примроз (говорит, как бы превозмогая сильную боль, но спокойно). Мы не можем ждать, пока она надоест… этому человеку, и он выгонит ее на улицу.

Миссис Примроз. Там ей и место! Она и сейчас ничем не лучше уличной девки!

Примроз (так же). Значит, по-твоему, мы будем жить, зная, что наша дочь неизвестно где и такая, как ты говоришь?

Миссис Примроз. Она нам больше не дочь!

Примроз (из глаз его текут слезы). Нет-нет! Что ты! А кто же она тогда? Чья она? Кому она нужна? (Он озирается, и видит, что на лестнице стоит совершенно растерянный Мозес.) Ты пойми, мы и на Страшном суде не сможем отказаться от своих детей, а сейчас и вовсе не время для этого!

Сцена 11

Гольдсмит звонит в дверь дома, в котором живет его бывший издатель Уильямс. Женщина лет тридцати пяти впускает его.

Гольдсмит (вполголоса). Как он?

Женщина (тяжело вздыхая). Доктор говорит, что если бы он не переживал так, то мог бы поправиться. Попробуй тут не переживать.

Комнаты, через которые они идут, почти пусты и носят следы разгрома.