Панцерные схватили боярина и заставили его опуститься на колени. Неожиданно, один из них крутанулся и рубанул русского саблей по шее. Дмитрий только вскрикнул. Его голова покатилась по полу.
- Одним меньше, - буркнул кто-то.
- Да вы что, с ума сошли!? – заорал Тушиньский. – Все поглядели на него, будто на безумца. – Ищите Корелу! Найдите его!
Казака нашли быстро. Его товарищей всех порубили. Сам же он лежал в ледяной, вырубленной в земле яме и был полумертвым. Москали пытали его, и жизни у него, считай, почти что не осталось. Только лишь когда ему натерли виски водкой, Иван пришел в себя, открыл глаза, и на его губах появилось подобие улыбки.
- Живешь, лях, - произнес он, увидев Тушиньского. – Ты живешь, а вот я…
- Понимаю. Мы тебя перевяжем.
- Знаешь ли ты, зачем я ехал на Заднепровье? – слабо прошептал Корела. – Сейчас все тебе расскажу. Я видел. Наяву видел, и все же – во сне. То был упырь, дух лиры… Я слыхал о нем. Когда-то он был лирником Сагайдачного под Хотином. Он приказал мне что-то сделать. А теперь ты сделай это для меня. Езжай в Хорол и найди там старый курган. Раскопай его. Ты должен это сделать. Там лежит лира, лира, рожденная землей Украины, облитая нашей кровью. Она приведет к тому, что забудем обо всем, что ляхи и казаки вырвутся из заклятого круга. Она сделает так, что мы сможем договориться, что в Украину вернется мир. Ты должен ехать туда, слышишь? Раскопай ту могилу. Это может сделать лишь тот, кто разговаривал с Вернигорой. А никто другой и не знает… Раскопай, умоляю…
Глаза Ивана медленно закрылись, голова скатилась набок и так уже и осталась. Тушиньский наклонился над казаком, только ничем уже помочь не мог.
- Он мертв… - прошептал он, потрясенный. – Его уже нет…
И они направились в Хорол… Там оказались двумя днями позднее. К кургану подъехал один только Тушиньский в сопровождении Лося. Молча, они стояли над могилой. Стояли долго. Тушиньский чувствовал, чуть ли не впервые в жизни, пустоту в собственном сердце.
Курган был пустой. Раскопанный и разграбленный. Пару дней назад Хорол был до основания сожжен. По отпечаткам копыт поляки поняли, что это сделали татары. Союзники Речи Посполитой. И они даже не пощадили древнюю могилу. И сделали они это, возможно, даже вчера. Тушиньский долго ходил вокруг могилы, пока, наконец, не обнаружил в грязи какие-то обломки - разбитый серебристый гриф с остатками струн. Но были ли это остатки лиры?
- Татары, - прошептал Лось. – Раскопали могилу, лиру нашли, только та, похоже, ни для чего им не была пригодна, вот они ее и разбили. Только уж лучше иметь их на нашей стороне, а не противника.
- Ничего ты, милостивый сударь, не понимаешь! – воскликнул Тушиньский. – Ничего! Все пропало. Теперь никогда не будет у нас мира с казаками. Никогда!
- До тех пор, пока мы не вырубим всю эту чернь до самого корня!
- Пока не вырубим… Ты, мил'с'дарь, прав. Теперь уже нет никакого иного способа. Но, может, с самого начала нужно было поступить по-другому…
- Возможно. Только мы уже никогда не узнаем, кто начал. А может все идет именно так, что обид уже никогда не исправить…
Лось повернулся и пошел к своему коню. Тушиньский остался. Он поглядел на раскопанный курган, опустился на колени и спрятал лицо в ладонях.
- Все потеряно! – крикнул он в спину товарища. – Все!
- Нет! – ответил ему Лось. – Нам еще осталось вот это.
И он положил руку на рукояти сабли.
Теперь-то я и сам не верю, чтобы то было правдой, - буркнул Мурашко, когда Сава закончил рассказывать. – В свое время такая лира весьма пригодилась бы нам. Только теперь ничего уже не поделаешь, что столько крови между нами пролилось, а сколько еще прольется… Тут только выпить можно ради такой оказии. И выпьем, милостивые судари. А ты, пан Бертран, схватись-ка за стол, а то башка у тебя не такая крепкая, как у всех нас.
Все неспешно выпили. А на дворе вновь гулял ветер. Откуда-то, со стороны степи вдруг отозвался волчий вой. Сбившиеся в своих перегородках кони начали пугливо фыркать. Казаки начали успокаивать их, гладя по шеям и крупам. Вой раздался вновь, теперь гораздо ближе.
- Это что же за волк такой, что под самую Трембовлю подходит, - буркнул Мурашко. – Твердая, небось, штука…
- А это не волк, - безразличным тоном сообщил Боруцкий. – Наверняка, упырь, как говорят на Руси. Здесь столько тел непогребенных лежит с последнего наезда татар, столько странных вещей в днестровых долинах. По ночам туда и ходить страшно… Из могил упыри встают, сысуны поднимаются и путников поджидают…
- А я знаю один такой рассказ с Украины, - тихо сказал Мурашко. – Одну такую казацкую думу. Вот только не знаю: правдивая ли она, зато страшная. Лед-лирник в Чигирине на ярмарке ее пел. Ну а я услышал и до сих пор помню.
- Тогда и рассказывай, - буркнул Дыдыньский.
рассказ шестой
ЗОЛОТОЙ ВИЙ