Рассказы из Диких Полей

Нападение было проведено быстро, тихо и совершенно неожиданно. Польские всадники навалились на ничего не подозревавших москалей словно духи, как упыри, замораживающие кровь в жилах одним своим дыханием, убивающие молниями сабель. Противники почти что и не защищались. Словно безумцы, с криками ужаса, наполовину раздетые выбегали они из хат, прямиком под ожидавшие их здесь клинки. Сабли били, наполняя кровавые ручьи. В темноте московитов били по головам, по шеям, рубили руки, рассекали грудь и лица. Бегущих давили конскими копытами. Ночь смешала сражавшихся, сбила их между оградами… Очень быстро бой превратился в резню, в погром, банальное убийство…

Тушиньский держался сбоку. Он бил только тогда, когда было нужно, продвигаясь в сторону двора, где должен был находиться Уршилов, и распихивая сражающихся. Чувствовал он себя паршиво. Он видел, прекрасно видел, как одни убивали других, как умирающие в конвульсиях падали на землю, как они умирали среди рычания тревоги и отчаяния, когда их сбивали на землю, рубили и затаптывали лошадями. В обычных обстоятельствах он этому бы только радовался. А теперь не мог. И уже почти что жалел, что привел сюда своих.

Он все видел. Видел, как один из польских всадников догнал убегавшего светловолосого парня в разорванной рубахе. Мгновением ранее московит выбросил вверх руки, в сторону догонявшего его панцерного, и прокричал затерявшуюся во всеобщем гаме просьбу помиловать его. Только клинок сабли упал на светловолосую голову. Парень упал, покатился под копыта польских лошадей и исчез под ними. Рядом, на крыльце, кто-то другой догнал низкого старика с белыми волосами. Тот ударил всадника чеканом – и промахнулся, потому что конь поляка отскочил в сторону. Всадник в броне встал в стременах и одним быстрым ударом отрубил старику руку, после чего помчался дальше. Ян видел – теперь видел, как отрубленная рука упала на мокрый снег, пятная его кровью, а старец сделал шаг назад, оперся о стену и медленно сполз по ней, держась на брызжущую алым культю. Рядом с Тушиньским на одного из панцерных, размахивая саблей, напал московит. Всадник отбил атаку, повернулся в седле, затем схватил противника за волосы, прижал к боку лошади и одним быстрым движением провел острием сабли по открытому горлу.

Словно бы во сне Тушиньский наконец-то прорвался на майдан посреди села. Тут он очутился перед дворищем, поглядел в освещенные окна, за которыми московиты готовились к обороне, и осадил коня.

- Спешивайся! – крикнул он ближайшим товарищам и почтовым. – За мной, панове!

И первым бросился на крыльцо. Изнутри прозвучало несколько выстрелов, пули засвистели мимо ушей бегущих, но их разгона не удержали. Вырванные с петель двери рухнули под крепкими плечами, а через окна вовнутрь полезли жолнеры пана Лося. Москали пробовали защититься среди разбросанной посуды, перевернутых столов.

Тушиньский с ума не сходил. Среди сражавшихся он разыскивал только одного человека – Уршилова. Наконец увидел его. Вместе с другими москалями его приперли к стене, где он отчаянно защищался. Двое его побратимов вскоре упали под ударами сабель, но он со сверхчеловеческой выдержкой отражал все удары. Жолнеры хотели взять его живым. Но тот не давался. Тушиньский скакнул в ту сторону. Взгляды врагов скрестились. Боярин побледнел, словно мел. Ян схватил за руки ближайших товарищей.

- Стойте, стойте! – закричал он. – Этот человек – мой!

Дерущиеся замялись, неохотно поглядели на Тушиньского.

- А откуда это, мил'с'дарь, ты знаешь, что твой? – спросил кто-то. - И какое право на него имеешь?

- В сторону! – закричал в бешенстве Тушиньский. – В сторону, сучьи дети! Он мой! Он обязан мне кое-что сказать!

Наверняка его бы не послушали. Но в тот же миг с криком ринулся на молодого рыцаря. Жолнеры отступили. Тушиньский встал напротив своего врага.

Ян не хотел драться. Он еще помнил свое унижение, но чувствовал, что не может вот прямо так убить русского. Возможно, он даже простил бы тому все. Только Уршилов сам рванул на него. Сабли заблистали, будто молнии; поляк и русский бились ними, словно цепами, благородное оружие стонало от ударов. Поначалу никто из неприятелей не мог обрести преимущества. Но Тушиньский знал одно – чтобы победить, ему будет необходимо убить московита. Вокруг сражающихся быстро образовался круг грозных, усатых, помеченных шрамами лиц. Все, даже взятые в плен москали, внимательно приглядывались к бою. Победа склонялась в сторону Дмитрия…

- Подохнешь, лях! – прохрипел Уршилов сквозь стиснутые зубы.

- Ты опозорил меня, - прошептал Тушиньский. – Так что это тебе смерть написана!

А потом Уршилов собрал все силы и ударил. Тушиньский отбил клинок и сам провел удар. Словно молния.

Боярин раздирающе крикнул. Ян выбил саблю из его рук. Противники замерли.

- Где Корела? - - крикнул Тушиньский.

- В подвале, здесь, - ответил тот сильным, но бесцветным голосом. – Только живого ты его не найдешь. Дш этого я, к счастью, не допустил.

Шляхтич пошатнулся, словно пьяный.

- Иди прочь! – крикнул он московиту. – Отпустите его свободно! – приказал он окружающим.