Да, я родился до войны. На момент трагедии в Вашингтоне мне было 37 лет. Моё лицо вплавилось в пластмассовую панель приборов старенького «Вольво». А потом я очнулся. Война уже закончилась, а моему новому телу едва ли исполнился год.
Дверь вышибает из петель и выбрасывает в коридор. Со стен сыпется пыль, пол под ногами дрожит, охранники превращаются в окровавленные куски мяса. Я покидаю камеру и иду наверх. Навстречу мне бегут люди Джефферсона. Как только они появляются в поле зрения, я направляю на них источник и сдвигаю шкалы. Коридор расчищается метров на десять вперёд. Позади меня грохот. Кое-где каменные стены не выдержали.
Подземелье выходит во двор. Я знаю, что там меня ждут. Более того, я знаю, что Джефферсона там нет. Перед выходом я меняю комбинацию источника.
Когда я выбираюсь из покосившегося прохода, в котором раньше была дверь, я вижу постапокалиптическую картину. Нет даже трупов — просто однородная масса. Даже автомобили, стоявшие во дворе, вмяло в землю.
Раздаётся выстрел. Около меня поднимается облачко пыли. Снайпер. Я даже не бросаюсь на землю — противно. Я сдвигаю шкалы определённым образом. Из нескольких окон выплёскиваются фонтаны крови. Снайпер был не один.
Дверь в основную часть замка отсутствует. Я поднимаюсь по покорёженной лестнице наверх.
Есть вероятность, что я задел Джефферсона. Не хотелось бы. Сначала нужно сказать ему несколько слов.
Он ждёт меня в своём кабинете. Я помню каждый сантиметр этой комнаты. Книги, статуи, картины. Он собирал прекрасное и вечное. То, что сохранилось после войны. Джефферсон сидит за столом и смотрит на меня. У стола — расколотая ваза. Многие вещи валяются на полу.
— Чтобы предупредить твой монолог, Скотт, я скажу пару слов первым, — произносит Джефферсон. — Я знаю около десятка дополнительных комбинаций. Я даже начал составлять каталог в надежде найти ещё.
— Я не сомневался в твоих способностях. Тебе не хватало боевых вариантов. Результаты их применения ты только что видел.
— Не только, Скотт. Мне не хватало целого ряда комбинаций — не только боевых. Хотя я сумел найти как минимум одну комбинацию, которую вы с Бакстером не открыли.
— Откуда ты узнал про Бакстера?..
— Ты жил со мной двадцать лет, Скотт. Ты разговаривал во сне, очень много разговаривал. А я слушал, всё слушал. Когда я подобрал тебя, я ничего не знал. Это было выигранное тобой очко: ты «подставил» себя мне. Но потом я сравнял счёт, узнав всё о твоём прошлом.
— Почему ты отпустил меня?
— Ты был безопасен вне замка. Убивать тебя — не хотелось. Я не думал, честно говоря, что ты решишься вернуться таким образом.
— Я вернулся. Что ты сделаешь теперь?
Джефферсон усмехается и встаёт.
— Ты не обратил внимания, Скотт, что в замке горит свет? Что работают лифты (по меньшей мере, работали до твоей стрельбы)? Источник на своём месте, Скотт.
Я внимательно смотрю на предмет в моих руках.
— Да, Скотт, я сумел повторить его. Это было моей целью, а не подчинение мира. Мир и так будет у моих ног, как только я изготовлю десяток источников. Или два десятка. Только мир будет любить меня, обожать. Как любит меня этот город. Я не хочу быть властителем империи, построенной на ненависти.
У меня нет слов.
— Почему тогда ты позволил мне?..
— Во время войны произошло много странных вещей. Помимо тебя, было ещё несколько десятков перерождённых. Мне повезло с тобой: благодаря твоим ночным словам я понял, как сделать второй источник. Многое я доработал сам. Но основу положил ты — не зная об этом. Почему позволил? Потому что мне не хотелось тебя искать. Ты пришёл сам. Как и Бакстер, который поставил точку в моей работе.
Он показывает куда-то за мою спину.
Я не знаю вошедшего. Он моих лет, высокий, темноволосый. Это не тот Бакстер, которого я помню. Но, собственно, я и сам другой.
— Привет, Скотт.
— Здравствуй, Бакстер.
— Сколько нас, таких? — странный вопрос для первой встречи за много десятков лет.
— Думаю, человека три-четыре. Все, кто был в радиусе километра от эпицентра взрыва. Лаборатория находилась на порядочном отшибе — кроме нас с тобой, никто туда не приезжал. Я думал, что и тебя не накрыло.
— Как видишь, накрыло.
Джефферсон вмешивается в наш разговор.
— Собственно, Скотт, ты увидел всё, что должен был увидеть. И показал мне всё, что должен был показать. В подвале стояли камеры ночного видения — поверь, их ты не повредил. Теперь я знаю и ряд боевых комбинаций, которые ты использовал. И хотя мир я подчиню себе добром, кое-где я не погнушаюсь и грубой силой.
Я поднимаю источник.
— Я могу уничтожить тебя и всё вокруг. Прямо сейчас. И ты уже не успеешь вытащить пистолет, как тогда.
— Нет, Скотт, не сможешь, — улыбается Джефферсон.
И всё гаснет.
На планете Джефферсона всё хорошо. Никаких войн, преступности, бесплатная энергия, постепенное развитие космической индустрии. Джефферсона не стало двадцать веков тому назад, но его память будет вечно жить в человеческих сердцах. Эра Джефферсона, новое летоисчисление — даже не со дня окончания войны, а со дня его рождения.