– Тексты XV века я читаю нормально. А вот XII век – очень сложно. У меня есть словарь Шишмарёва, еще тех времен – новых изданий нет. Так что это был очень медленный процесс, нужно было многое расшифровывать. Но в изданиях «Плеяды» – вроде наших «Литпамятников» – в которых я читала романы Кретьена де Труа, дан подстрочник на современном французском языке. Он меня очень выручил. Это вообще очень правильно. Старофранцузский – мертвый язык, на котором давно уже не то что никто не пишет и не говорит, на нем давно никто не читает, кроме узкого круга филологов.
– Как так получилось, что у этого героя нет имени до тех пор, пока он не покидает дом? А главное, в романе сказано, что женщина, которая впервые называет героя Парцифалем, это имя угадывает. Что значит «угадывает»? Значит ли, что само имя содержит в себе указание на то, кем является герой?
Она сидела прямо, положив одну ладонь в другую. Она очень спокойно смотрела прямо в лицо Севе и говорила со всей обстоятельностью, как доктор наук. Она не пыталась вести себя, как простая смертная. И с ним, мальчишкой, говорила с такой серьезностью, от которой у Севы все холодело, как при встрече с реальностью.
– Точных ответов тут и быть не может – вы понимаете. Роман был новаторским и при этом не был закончен. Не понятно, должен ли он был содержать ответы или он и был задуман таинственным – но таковым он в историю литературы и вошел. Герой сталкивается с миссией, о которой он ничего не знает. Кодекс, к совершенному владению которым стремились все предшественники, все рыцарское окружение Персеваля, не может помочь ничем. Да, есть версия, что имя – это мистическое прозрение, которое позже посещает и самого Персеваля. Когда он впервые представляется, он как будто впервые понимает, что да, он – Персеваль и никто более. И за этим именем особенная судьба. Но попыток объяснить это имя мы не встречаем. Оно – символ, а символ может быть любым, он не обязательно должен быть похож на то, к чему отсылает.
– Чем он заслужил право найти замок, который не показывался на глаза больше никому в этом романе?
– Благородное неведение Персеваля концептуально. Он – большое дитя, которое гораздо ближе ко Христу, чем кто бы то ни было.
– Но все-таки он не задает вопроса, который исцелил бы больного Короля-Рыболова. Получается, рыцарский кодекс только испортил его?
– Там не только рыцарский кодекс. Он уже был грешен. Он бросил мать – и она умерла. И он знал об этом. Не мог человек, который остался холоден к страданию своей матери, обладать достаточной чуткостью для того, чтобы задать вопрос страдающему незнакомому мужчине. Ситуация в замке лишь вскрыла его греховность.
– Значит ли это, что Грааль и не мог быть найден? И что роман на самом деле закончен?
– Мы знаем, что рукопись обрывается, что большая часть второй половины текста посвящена рыцарю Гавэйну, а к Персевалю автор возвращается лишь на несколько страниц, чтобы рассказать о встрече с монахом-отшельником, который в итоге отпускает ему грехи. Да, сюжетная линия выглядит вполне законченной. Но не для человека тех времен.
– Как так получилось, что он стал искать Грааль и совсем забыл о любви?
– Это хороший вопрос. А кто вам сказал, что он ищет Грааль? Да, действительно, последующая литературная традиция, а потом и массовая культура превратила поиск Святого Грааля в приключенческий сюжет. Но Персеваль на деле ищет не замок и не Грааль – он хочет понять, что с ним произошло и как такое могло с ним произойти. И он не знает, как искать ответы на эти вопросы, – он умеет только воевать. И потому он пропадает из виду на пять лет.
– И все-таки, куда делась любовь?
– В рыцарском романе любовь к даме – причина и цель подвигов. За каждым побежденным врагом стоит спасенная леди, которой рыцарь спешит присягнуть. Посмотрите, сколько женщин у Гавэйна. На его фоне Персеваль – герой, который разрывает рыцарский мир изнутри. За несколько дней подвигов у него появляется как минимум три возлюбленных. О которой из них он думает, когда впадает в оцепенение, созерцая три капли крови на снегу? Строго говоря, это неважно. Даже когда дамы сердца нет, рыцарь пребывает в постоянном состоянии любовного томления. Такова логика того мира, который Персеваль покинул. А вот о том мире, в который он вступил, мы знаем очень мало. Он – одна большая тайна, которую разгадывала последующая европейская культура. Это теперь мы знаем, что это христианский мир. Теперь этот мир обжит, он даже уже наскучил культуре. Любовь к женщине в нем не является предметом особенного культа. Когда Христос заменяет десять заповедей Моисея одной своей заповедью – возлюбите ближнего как самого себя, – он, конечно, говорит не о женщине.
– Я хотел бы попробовать написать у вас курсовую.
Софья Степановна приняла как должное. Привычная пауза перед ответом оказалась чуть больше.
– Попробуйте. Только, я думаю, вы понимаете, что я за вас вашей работы не сделаю.
IV. Хозяин побережья
И нагота воплотилась.