Рассеивая сумрак. Лекарь из трущоб

Нуска сглотнул. Он и так валился с ног от усталости, его желудок уже на протяжении нескольких дней крутило от боли. А как же другие потребности? Отойти по нужде тоже нельзя будет?

Лекарь мотнул головой. Какая разница? Минхэ не похож на того, кто будет просто так насмехаться и издеваться над проделавшим такой путь странником.

Глаза Нуски зажглись. Он кивнул и молча сел там же, где только что стоял.

Минхэ обвел тощего и промерзшего лекаря задумчивым взглядом, но в нем не было ни тени презрения или недоверия. Мужчина просто развернулся и пошел в сторону хижины.

Лекарь устало вздохнул. Сейчас он искренне возносил мольбу духам о том, чтобы в течение этих трех дней его желудок не прихватило, а сознание не отключилось. И можно ли пользоваться светлой дэ для поддержания состояния? Минхэ не сказал.

На самом деле сидеть и бдеть в этой зеленой долине было не самым страшным испытанием для Нуски. За эти два месяца скитаний он пережил так много, что воспринял предложение сидеть и ничего не делать скорее как отдых.

Ему было что обдумать. Нуска успел поскитаться по лесам и горам, он узнал, что способен выжить в дикой природе, вдали от города. Но… жить среди людей – нет. Хотя что значит «людей»? Лекарю хоть и было тяжело в трущобах, где его не раз пытались использовать, даже поймать и продать, но помыслы обычного работяги были кристально ясны.

Когда ты голоден, то ищешь все способы, чтобы набить желудок. Когда не остается другого выхода, ты сходишь с прямой дороги на пропахшую гнилью тропинку.

Но знатные люди жили иначе. Они были рабами своих желаний и статуса. Они совершали дурные поступки не ради выживания, а по прихоти. Нуску до сих пор тяготило предательство Леми. Тот позволил соученикам день и ночь издеваться над лекарем. Он не пытался выстроить с Нуской доверительные отношения – фасидец хотел, чтобы лекарь попал в полную зависимость от его милости и был вынужден прислуживать Леми, лизать ему ноги, чтобы выжить.

Леми никогда не воспринимал Нуску как равного. С самого начала он видел в нем лишь потенциального раба.

Вот именно то, что лекарь хотел изменить. Он хотел стать равным людям, которых ненавидел и которыми восхищался. Нуска больше не станет преклонять голову ни перед кем. Он больше не падет на колени, не сдастся, не сойдет с арены. Он вернется в Эрьяру и посмотрит на эрда, Нарида и Вильну, высоко подняв голову. И ему нечего будет стыдиться и нечего просить у вельмож и аристократов.

Первый день Нуска просто наблюдал за жителем гор. Минхэ действительно не был скиданцем. Его манеры, распорядок дня, смуглая кожа и раскосые глаза только служили тому подтверждением.

После тренировки Минхэ ушел на задний двор. Он остался в одних штанах, взял тяпку и принялся возделывать землю. Видимо, чтобы выжить здесь, нужно было рассчитывать только на свои силы. Нуска с восхищением наблюдал за человеком, который никак не зависел от окружающего мира.

Минхэ пришел в эту долину, построил дом, начал выращивать еду. Что, если завтра холод, бушующий за спасительной грядой, доберется сюда и побьет посевы? Или Минхэ сляжет с болезнью?

Но, раз хаванец до сих пор был жив, видимо, этого так и не произошло. Этот мужчина… действительно был самодостаточен. Ему даже не нужны были деньги, не было надобности раскланиваться перед кем-то. Он просто тихо жил в этой глуши, но день ото дня шел по пути увеличения силы. Нуска бы, наверное, просто лег и лапки свесил. Ему бы точно не пришло в голову вставать ни свет ни заря и до упаду размахивать оружием.

Как же воспитывался Минхэ? Кто был его учителем? Кто научил его всему этому? Так много вопросов, а ведь и не задашь. Минхэ, видимо, был аристократом по крови, но Нуска ни на секунду не испытал к нему неприязни. Наоборот, наблюдая за обливающимся потом мужчиной, он только вновь и вновь набирался уверенности в том, что хочет у него учиться.

Именно таким хаванцем Нуска должен стать. А потому сейчас должен приложить все усилия.

К вечеру лекарь почувствовал, что у него начался жар. Минхэ в это время занялся уборкой, стиркой и готовкой еды. Приятный запах съестного разнесся по обители, но Нуска терпел, с горькой улыбкой придерживаясь за скрутивший желудок. Кажется, его сейчас вырвет. Да было бы чем!

Ночью лекарь то и дело засыпал, роняя голову на грудь, а затем резко просыпался и выпрямлял спину. Еще рано было падать без чувств. Он должен пройти это последнее испытание.

Второй день оказался тяжелее, чем первый. Нуска хоть и успел подремать, но из-за усталости плохо соображал. Изредка шевеля затекшими ногами и руками, лекарь продолжал восседать в тени дерева, вслушиваясь в плеск воды в озере. Второй день Минхэ провел точно так же, как и первый. Нуска пытался что-то запомнить, надеясь, что это поможет в обучении, но голова не работала.

Когда наступил третий день, а свет звездных лучей во второй раз осветил долину, Нуска с ужасом осознал, что может не справиться.