– Дэвон! – вскричала мама, вскакивая с дивана девятнадцатого века в викторианском стиле, держа в руках бокал шампанского. Я остановился на пороге, рассматривая развернувшуюся передо мной картину.
Суетившиеся вокруг матери слуги выносили из гостиной картину Рембрандта ван Рейна и дорогие предметы мебели, чтобы комната выглядела пустой и убогой. Сесилия сидела перед фортепиано и выглядела как женщина, которая не только не пребывала на грани самоубийства, а даже сама с радостью убила бы любого, кто грозил испортить ее досуг. На ней было платье от Prada этого сезона, а рядом сидел так называемый бич ее существования, он же Дрю, который, казалось, до моего появления был рад играть с прядями ее светлых волос.
– Дэвон? – спросил я с насмешкой. Когда я устремился к матери, она отставила шампанское в сторону и бросилась выгонять слуг в коридор, чтобы скрыть следы своей неосмотрительности. Она хотела, чтобы я думал, будто дом пустует и разваливается на части. Будто она так бедна, что у нее вот-вот опустеет холодильник. – Почему же не Дэвви?
Когда последние из слуг вышли за дверь, мамуля бросилась ко мне и, всхлипывая, заключила в объятия.
– Я так рада тебя видеть. Мы не ждали тебя раньше ужина. У твоего друга в Суррее все хорошо?
– Моего друга в Суррее не существует, так что сложно сказать, – протянул я.
Вырвавшись из ее объятий, я подошел к винтажной барной тележке и налил себе щедрую порцию бренди.
– Все не так, как кажется. – Настал черед Сеси вскочить из-за фортепиано и броситься ко мне с раскрасневшимся лицом. Она сжала в руках подол платья. – То есть да, полагаю, в каком-то смысле все так и есть, но мы не хотели, чтобы ты думал, будто наши тяготы не настоящие. Нам нужно было немного тебя подтолкнуть.
Я залпом выпил бренди и указал на сестру пустым бокалом.
– Ты склонна к самоубийству? – прямо спросил я.
Она заметно поежилась.
– Я… эм… нет.
– А когда-нибудь была?
Сеси замялась:
– Временами на меня накатывала депрессия…
– Добро пожаловать в жизнь. Это та еще куча дерьма. Но я спрашивал не об этом.
– Нет, – наконец призналась она.
Я перевел взгляд с сестры на ее мужа, который вскочил с банкетки и поплелся к нам в шелковой пижаме, нелестно смотревшейся на его бедрах. И это люди, о которых я беспокоился последние два десятка лет. Люди, которым отправлял чеки и слал письма. Люди, за которых я так волновался.
– Дрю – я ведь могу назвать тебя Дрю? – спросил я с обаятельной улыбкой.
– Ну, я…
– Забудь. Простое проявление вежливости. Я буду называть тебя, как захочу. Ты хорошо обращаешься с моей сестрой, засранец?
– Д-думаю, да. – Дрю неловко переступил с ноги на ногу, оглядываясь вокруг, будто проходил тест с единственным правильным вариантом ответа, к которому он не подготовился.
– Ты когда-нибудь работал?
– Был бизнес-консультантом в некоммерческой организации после окончания университета.
– Знал кого-то из руководства?
Он поморщился.
– Мой отец считается?
– У тебя есть проблемы со здоровьем, которые мешают работать?
– У меня случается сильное расстройство желудка, когда я нервничаю.
– Прекрасно. Начни зарабатывать себе на жизнь, и у тебя не будет причин нервничать.
Следом я повернулся к матери. Судя по мрачному выражению лица, она поняла, что в ближайшем будущем ей не светит ни радостных объявлений, ни конфетти, ни походов по магазинам.
– Ты вовсе не в бедственном положении, – сказал я.
– Я окажусь в нем, если ты не женишься на Луизе.
– Продай свои драгоценности.
– Семейные ценности? – Она вытаращила глаза.
– Семейными ценностями должны быть отношения, смех и поддержка. А не картины и статуи. Советую тебе начать поиски работы или, на худой конец, выяснить, сможешь ли получать пособие, потому что я ни за что на свете не женюсь ни на ком, кроме Эммабелль Пенроуз.
Я уже был на взводе и готов устроить ей скандал за то, что послала людей угрожать Мечте. Путем простейших умозаключений я пришел к выводу, что, по крайней мере, некоторые из случившихся с ней происшествий состоялись по приказу моей матери.
– Хватит, я не могу даже слышать ее имени! – Мама зажала уши ладонями и замотала головой. – Эта женщина разрушила все. Все!
– Поэтому ты отправила людей ее преследовать? – Я прислонился к стене, сунув руку в передний карман.
– Что, прости?
Мать прижала ладонь к груди.
– Ты меня слышала.
Мы не сводили друг с друга глаз. Никто из нас даже не моргнул. Она заговорила, все еще не отводя от меня взгляда:
– Сеси, Дрю, выйдите.
Они бросились прочь, как крысы с тонущего корабля. Я склонил голову набок, рассматривая женщину, которая произвела меня на свет, но прекратила заботиться обо мне, когда я не захотел строить жизнь в угоду ее мечтаний. Я задумался, в какой момент я стал для нее всего лишь инструментом. В подростковые годы? Во времена учебы в колледже? Во взрослом возрасте?
– Кого ты наняла? – сдержанно спросил я.
– Перестань драматизировать, Дэвви, – она попыталась отшутиться, взяла бокал с шампанским со стоящего рядом подноса и принялась вертеть его в руках. – Все было совсем не так.