Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Таким образом, следует предположить, что Распутин сумел получить эксклюзивный доступ к сердцам их величеств вовсе не потому, что догадался вовремя презентовать им изображение малоизвестного провинциального угодника. Григорий смог достичь этого потому, что, как верно отметил С. П. Мельгунов, явился «в первый революционный кризис как бы спасителем династии»⁴⁸. На протяжении труднейшего в жизни императорской России отрезка времени Распутин был рядом с царями и оказывал им незаменимую психологическую помощь. М. В. Родзянко (хотя и явно по позднейшим слухам) воспроизводит картину того, как чисто технически мог выглядеть перманентный контакт «старца» и членов царской семьи в эти годы. В период революционного лихолетья 1905–1907 годов, пишет Родзянко, Распутин «всячески утешал царскую семью, усердно при ней молился, заверял, что-де при его усердной молитве с царской семьей и наследником-цесаревичем не сможет случиться никакой беды, незаметно приобретал все большее и большее влияние и наконец получил звание „царского лампадника“, то есть заведывающего горевшими перед святыми иконами неугасимыми лампадами. Таким образом, он получил беспрепятственный вход во дворец государя и сделался его ежедневным посетителем по должности своей, вместо спорадических его там появлений по приглашению. Надобно при этом отметить, что император Николай II был большой любитель, знаток и ценитель св. икон древнего письма… … Надо полагать, что, вверяя попечению Распутина столь чтимое им собрание икон, государь, несомненно, проявлял к новопожалованному царскому лампаднику известное доверие…»⁴⁹.

По всей видимости, описанный выше прием психологического воздействия на императора Распутин использовал и в дальнейшем. Так, если верить рассказам «Дневника», обеспокоенный зверством князя Татищева, спустившего на просителей собак, которые в итоге загрызли одного из них, Распутин, по собственным словам, «порешил с Царем разговор разговаривать. Взял и Илиодорушку с собой. Говорю я это, а при этом и Царица-Матушка сидит. „Вот, – говорю, – до чего люты начальники, живьем человека загрызть. Ходока за мирское дело“. Царь молчит. А как дошло слово до того, что урядника живьем сожгли, Царь и воскликнул: „Все деревни под суд. Всем розги, всем розги“. А Илиодорушка побледнел и тоже шепчет: „Под суд, под суд“. Я как стукну по столу. Царица-Матушка вскочила, а Царь затрясся. „Молчи, – говорю, – молчи, подтыкало, – это я Илиодорушке, – я не тебе, а Царю говорю: Ты мужика как учить собираешься? – Через жопу. Жопу драть хочешь – дери, а разум через голову вести надо. Жопу выдрал, а в голове у него такая злоба вырастет…“ Царь побледнел. „А что же, говорит, делать надо?“ – „А то, что науку не розгой, а умным словом вводить надо“. Как ушли мы, Илиодорушка и говорит: „Как ты смеешь так с Государем разговаривать?“ – „А то как же? С Царями говорить не разумом надо, а духом. Он разума не понимает, а духа боится“. Вот»⁵⁰.

При этом Распутин довольно тонко чувствовал конъюнктуру и, как можно понять, давал Николаю II рекомендации в строгом соответствии с «критерием целесообразности». Так, Григорий не стал, несмотря на отчаянные просьбы епископа Гермогена, выступать против Указа 9 ноября 1906 года (Столыпинской земельной реформы): «Миленький владыка! – ответно телеграфировал Григорий в характерном для него ключе „концептуального эгоцентризма“. – Не беспокойся, закон я провожу. Он – хорош. Все будет хорошо. Сам после увидишь и узнаешь. Григорий»⁵¹.

Несмотря на психологическую слабость Николая II, в отношениях с ним, так же как и с Александрой Федоровной, Распутину приходилось держать ухо востро – прежде всего потому, что император был подвержен постоянному влиянию со стороны сил, враждебных «старцу». В «Дневнике» описывается весьма характерный в этой связи эпизод.