Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Воспоминания Матрены Распутиной содержат подробное – со слов отца – описание сцены исцеления наследника, которое стоит того, чтобы быть приведенным полностью: «Вокруг постели мальчика стояли убитые горем родители, четверо юных великих княжон – сестер царевича, Анна Александровна Вырубова – фрейлина царицы, архимандрит Феофан, доктор Боткин и сестра милосердия. Отец благословил крестным знамением всех находящихся в комнате. Потом подошел к царской чете, поздоровался сперва с царем, а затем, более нежно, с царицей своим обычным троекратным поцелуем… и сердечным объятием… В ответ на приветствие отца Александра Федоровна почтительно поцеловала его руку. Отец повернулся к страдающему мальчику, посмотрел на его бледное, искаженное болью лицо, опустился на колени и начал молиться. По мере того как он молился, присутствующих охватывало ощущение покоя, и, вне зависимости от степени религиозности, все опустились на колени и присоединились к его немой молитве. В течение десяти минут ничего не было слышно, кроме дыхания. Потом отец поднялся с колен. Он обратился к Алексею: „Открой глаза, сын мой! Открой глаза и посмотри на меня!“ Услышав его слова, остальные тоже встали и с изумлением увидели, как веки Алексея затрепетали и приоткрылись. Сперва мальчик оглянулся вокруг с некоторым замешательством, но потом его взгляд сосредоточился на лице моего отца. На губах царевича появилась слабая улыбка. Радостный возглас царицы нарушил тишину комнаты. К ней тут же присоединились остальные. Но отец махнул им рукой, призывая к молчанию, и снова обратился к мальчику: „Боль твоя уходит, ты скоро поправишься. Ты должен возблагодарить Господа за свое выздоровление. А теперь спи“. Алексей закрыл глаза и вскоре погрузился в спокойный сон, впервые за несколько дней. Отец повернулся к родителям мальчика. Сказал: „Царевич будет жить“. И никто из присутствующих не усомнился в том, что он говорит правду. Произошло чудо, на которое так уповали»⁶².

«Дело в том, – поясняет Распутин, чудесным образом предвосхищая грядущие медицинские открытия, – что такие, у которых так кровь бьет, очень они люди нервные, тревожные, и, штобы кровь унять, надо их успокоить. А это я умел. Одначе надо еще лекарство, и это он (П. А. Бадмаев. – А. К., Д. А.) мне дал. Это такие маленькие подушечки (в пятак величиной), а на их белый крест вылит. И ежели сильно кровоточит, на больное место положь – и все тут. Средствие это верное, только яго клади с оглядкой, от яго большая слабость. Этим он меня снабдил, ну а я Маме дал. Научил, как класть. А в подушечке – так я ей пояснил, моя молитва вшита. Вот. А главное, всегда говорил я Маме: „Помни, все с верой и моим именем“. Вот»⁶³.

Вообще, Распутин общался с Алексеем Николаевичем, особенно в последние годы своей жизни, довольно редко. Как пишет воспитатель царских детей П. Жильяр, «Распутин… заходил к Алексею Николаевичу лишь в очень редких случаях… С 1 января 1914 года до дня своей смерти, в декабре 1916 года, Распутин был у Алексея Николаевича всего 3 раза»⁶⁴. Доктор Е. С. Боткин, прослуживший у Николая более десяти лет, «видел Распутина всего один раз, когда он сидел в классной Алексея Николаевича»⁶⁵.

Распутин был необходим царям не только и даже, вероятно, не столько как целитель-чудотворец, сколько как духовный пастырь, оберегающий царскую чету от «кадровой порчи» и вообще от всех вражеских козней и стихийных бед, которые – притом не вполне безосновательно – мерещились Николаю и Александре Федоровне с каждым годом все более явственно.

Пожалуй, нагляднее всего об этом свидетельствует высочайшая переписка. Несмотря на то что во множестве писем императрицы к Николаю присутствует имя «Нашего Друга»⁶⁶, проблема лечения Алексея при этом в подавляющем большинстве случаев не упоминается. Речь идет о политике, о назначениях – о чем угодно, только не о здоровье больного сына. Александра Федоровна посылает Николаю «Его», то есть Распутина, гребень и рекомендует именно им расчесывать голову. «Качества людей, – свидетельствует С. Д. Сазонов, – сами по себе, в глазах императрицы, имели мало значения. Надо было, чтобы на них лежала печать избрания „верного друга и молитвенника“ царской семьи, чтобы сразу внушить ей безграничное доверие к ним и такое же чувство враждебности к их противникам»⁶⁷.

Григорий Ефимович, будучи от природы человеком смышленым и напористым, своей талантливо спродюсированной духовной энергией восполнял недостаток воли и смысла, который явно обнаруживали последние Романовы.

Он играл при дворе одновременно роль «гласа народа» и «гласа Божьего», который к тому же вещал в большинстве случаев именно то, что от него хотели услышать, но делал это «по-настоящему», то есть по всем канонам высокого актерского мастерства…