В ситуации сильнейшего психологического стресса, в которой очутились Николай и Александра, сестры-черногорки стали активно убеждать их познакомиться с «Божиим человеком Григорием». Пополнив этим «алмазом» богатую коллекцию придворных юродивых, они надеялись в дальнейшем сделать Распутина удобным орудием для достижения своих целей.
Какое-то время Николай и Александра колебались. Как уже отмечалось выше, их сомнения развеял епископ Феофан. 1 ноября 1905 года в царском дневнике появляется роковая запись: «Пили чай с Милицей и Станой. Познакомились с человеком Божиим – Григорием из Тобольской губернии»38.
Епископ Феофан в 1917 году показал: «Мне лично пришлось слышать от Распутина, что он на бывшую государыню произвел впечатление при первом свидании с нею. … Этому знатоку человеческих душ вряд ли трудно было понять, как нуждается в нем царица, как измучена она обрушившимися на них бедствиями и как действуют на нее его речи о простом народе, который не даст в обиду своего царя»39.
Захватить психологическую власть над царями Распутину вряд ли удалось бы, если бы он ограничивался, как полагает Э. C. Радзинский, лишь исполнением роли «чтеца» «тайных желаний царицы»
В действительности Григорий относился к Николаю и Александре не как «духовный порученец», но как полноценный наставник, или, говоря современным языком, как психотерапевт, верно понимающий сильные и слабые стороны души своих клиентов и направляющий, а до известной степени и формирующий их настроения и помыслы.
Вот как описывал свои отношения с царицей сам Распутин: «Мама – это ярый воск. Свеча перед лицом всего мира. Она – святая. Ибо только святые могут вынести такую муку, как она несет. Несет она муку великую потому, что глаз ее видит дале, чем разумеет. Никакой в ней фальши, никакой лжи, никакого обману. … …она особенная. Одну только такую и видел в своей жизни. И много людей видал, а понятия об ей не имеют. Думают, либо сумасшедшая, либо же двусмыслие в ней какое. А в ней особенная душа. И ей, в ее святой гордости, никуда, окромя мученичества, пути нет… О чем бы ни писал, все к одному вернуться надо. Как удержать власть над Мамой? … [Она] как детя малое меня слушает и почитает, только это ежели я ей часто наведываюсь. А ежели надолго отлучиться, так оно и тово… страшновато. … А как я ей сказал, што повязываясь (данными Григорием особыми платочками. –
В этих же воспоминаниях Распутин повествует, как, напуганная трактовкой Феофаном ее сна, Александра Федоровна в истерике «билась, как подстреленная чайка… … …Аннушка чуть шепчет: „Иди, иди скорее. Доктора в тревоге. Папа в ужасе…“ Вошли. Всех выслал. Положил руку на голову. Уснула и, засыпая, чтой-то шептала, да мне не понять. Стал гладить ее и говорить ей такое веселое, такое хорошее, что у нее лицо, как у младенца, заулыбалось. Заснула. Проспала часа два. … Рассказала мне (про свой сон. –
Разговоры такого рода подкреплялись патетически-театрализованными мизансценами. Вот лишь один характерный эпизод, касающийся, правда, более позднего периода знакомства Григория с Александрой Федоровной. Как-то вечером царица с А. А. Вырубовой сели поиграть в четыре руки «Лунную сонату». Время к полуночи. Рядом в полуосвещенную комнату по уговору с Вырубовой входит Распутин и встает в дверях неподвижно, вперив взор императрице в затылок. Часы бьют полночь. Александра Федоровна оборачивается и, увидев Григория, вскрикивает и начинает биться в истерике. Распутин подходит ласково и принимается гладить голову, щеки и плечи императрицы, приговаривая: «Не бойся, милая, Христос с тобою». Царица тут же успокаивается и вся в слезах припадает к груди столь удачно напугавшего ее «старца», бывшего в действительности ровесником ее мужа.