Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

«Вследствие неудачно сложившейся семейной жизни, – пишет один из членов Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, Владимир Руднев, – религиозное чувство А. А. Вырубовой развивалось все сильнее и, можно сказать, стало принимать характер религиозной мании; при этом предсказание Распутина о терниях жизненного пути явилось для Вырубовой истинным пророчеством. Благодаря этому она стала самой чистой и самой искренней поклонницей Распутина, который до последних дней своей жизни рисовался ей в виде святого человека, бессребреника и чудотворца»⁵⁹.

Впрочем, не все исследователи разделяют точку зрения об ограниченности и простодушии Вырубовой. Так, Э. С. Радзинский, считает, что «женщина, назначавшая и свергавшая министров, управлявшая порой и стальной волей царицы, умела выглядеть простой русской дурехой. Эта удобная маска давно стала ее лицом». В действительности за маской простушки, согласно версии Радзинского, скрывались стремление к власти и страстная влюбленность в Александру Федоровну, камуфлируемая отвлекающими играми – в чистую и безнадежную любовь к Николаю, а также в несчастную супружескую любовь, которая оставила ее девственницей на всю жизнь. О том, что такая точка зрения неверна исторически, аргументированно говорит А. Н. Боханов. Но она неверна и психологически, ибо предполагает наличие у Вырубовой склонности к тому, чтобы «казаться, а не быть», иными словами, постоянно играть на публику. Известно, однако, что именно это артистическое начало, предполагающее перманентную «работу на зрителей», у Вырубовой отсутствовало напрочь.

Остается, таким образом, предположить, что в своих страстных порывах по отношению и к Александре Федоровне, и к Николаю, и, конечно же, к «отцу Григорию» Анна Вырубова была совершенно искренна. Что, в общем, не так уж удивительно, учитывая «незавершенный», полуплатонический характер этих ее сердечных привязанностей. Все это, разумеется, не исключало того очевидного обстоятельства, что сам факт тесной близости к царской семье и к их «другу» был для социально не состоявшейся Вырубовой в высшей степени значимым. Он позволял ей чувствовать себя психологически полноценно, придавая ей уверенность и возвышая ее в ее собственных глазах над окружающими.

«Приобретя в лице Вырубовой послушную исполнительницу своих желаний и деятельную помощницу в деле укрепления своего влияния и значения во дворе… – отмечает С. П. Белецкий, – Распутин дерзко перешагнул черту заповедного ранее для него другого мира, укрепился в новой своей позиции и из Гришки превратился в отца Григория для своих почитательниц и всемогущего Григория Ефимовича для лиц, прибегавших к его заступничеству, влиятельной поддержке, помощи или посредничеству»⁶⁰.

В том же 1907 году Григорий Распутин был впервые допущен к лечению Алексея. В ситуации, когда обычное медицинское вмешательство, которое осуществлял доктор Е. С. Боткин, оставалось безрезультатным, великая княгиня Анастасия (Стана) – как она позднее рассказала Матрене Распутиной – предложила прибегнуть к помощи «старца Григория»⁶¹.

Данный факт позволяет развеять популярное заблуждение насчет того, что влиятельность Распутина при дворе объяснялась якобы его уникальной способностью облегчать страдания наследника. Факты свидетельствуют о том, что «сверхъестественная» лечебная сила Распутина стала известна Александре Федоровне – причем не непосредственно, а через «других, уже осведомленных» – лишь спустя несколько лет после того, как Григорий стал царским наперсником. Иными словами, цари сперва сочли Распутина «святым», признали его духовную власть над собой и лишь затем доверили ему лечить наследника – а отнюдь не наоборот.

В то же время нельзя не признать, что умение Распутина «заговаривать кровь» Алексея явилось одной из главнейших скреп его придворной мощи, поскольку, во-первых, создавало дополнительный аргумент в пользу незаменимости «старца» (особенно когда общественное мнение стало все настойчивее требовать его удаления) и, во-вторых, обеспечивало более высокий, нежели у обычного божьего человека, придворный статус.