Расплата

И я не придумала ничего лучше, кроме как многозначительно фыркнуть и, не оборачиваясь, уйти. Но каких усилий мне это стоило! Не в курсе чего, блядь? Почему эта тварь опять знает больше меня? Хотя нет. Не всё. С удивлением и даже лёгким сожалением я почувствовала, как трещит по швам моя охрененная, вот только каких-то двадцать минут назад нарощенная стерво-броня. Денис не сказал Боярской, что я ушла. Может, не успел, может, не счёл нужным. Но может, и правда не хочет, что бы это было так? Ждёт, что вернусь?

И всё. Какая-то маленькая хрень, которую даже надеждой не назовёшь – а меня несёт в обратную сторону. Дождаться Дениса, довериться ему, простить, принять. Даже покаяться.

Невыносимо, Господи, невыносимо соскучилась! Даже думать больно о том насколько сильно. Нервы – как оголённые провода, и любая эмоция – взрыв.

Да блин, что это? Мне реально было херово. Я не понимала, что со мной происходит. Раздирали чувства - совершенно противоречивые, сменяющие друг друга со скоростью мысли. Вот, только что, хотелось разнести всё в пух и прах, выжечь напалмом, чтобы начать с нуля на пепелище и, пройдясь по головам, подняться до самого неба... Как уже снова одно желание – сделать так, как решит Денис и увидеть в его глазах одобрение. И мучительный тоскливый страх, что это уже никогда не случится. И от этих скачков голова кругом. До тошноты.

Нет, лучше всё-таки в норку и в спячку. Спрятаться и не видеть. И не слышать. Не чувствовать. Хорошие ли эмоции, плохие ли – однохуйственно. Как будто сломался датчик «плюс/минус» и всё стало одинаково болезненным. Так лучше уж никаких. Хорошо мёртвым - им всё похрен...

На этот раз взяла бутылочку Спрайта, и запила им ещё четыре таблетки валерьянки. Итого десять в течение часа. Левые какие-то, что ли? Вообще не действуют. В башке раздрай. В теле – лёгкий тремор, и то ли ржать хочется, толи рыдать... И непонятно куда себя деть.

Доковыляла до проспекта Строителя, опустилась на скамейку. Нет, правда, что-то не то. Ощущение, что я до предела натянутая струна – тронь и лопну, отсекая нахрен бошку тому, кто посмел тронуть. Казалось, даже, что все взгляды прохожих устремлены на меня – навязчивые, изучающие, щекочущие затылок. Пару раз даже обернулась. Параноик, блин.

Сколько я просидела на проспекте? Не знаю. Но тенёчек успел уползти со скамейки на тротуар. Накатила сонливость. Ну наконец-то. Встала и побрела к гостинице. Нахер всё. Надо поспать перед работой.

* * *

Звонить Зойке, спрашивать соизволения поработать я не стала. Да и не собиралась. Нога ещё болела, но меньше чем вчера – это раз, и я уже прикинула, как поменять программу тренировки – это два. Но по пути в Олимп всё-таки на всякий случай придумывала доводы к тому, что вести занятия своих групп должна именно я. Однако не понадобилось – императрицы на месте не оказалось.

Минут через тридцать после начала тренировки в зал заглянул мужчина. Я думала, муж одной из моих «девочек», проигнорила. Но он дождался, пока я всё-таки посмотрю на него и поманил пальцем. Кинув своим красоткам: «Заканчиваем на эту ногу, десять счётов передых, и переходим на другую!» - я вышла за дверь.

- Вы ко мне?

Мужчина кивнул в сторону коридора:

- Иди в директорскую.

- В смысле? У меня вообще-то тренировка... – начала было я, но мужик просто подпихнул меня в спину: – Шевелись.

В кресле Императрицы восседал Император. При костюмчике, при галстучке с золотым зажимом и уголочком платочка, торчащим из нагрудного кармашка. Я от неожиданности застопорилась на пороге, но, снова подпихнутая рукой мужика, вынужденно сделала пару шагов внутрь кабинета. А когда за мной щёлкнула, закрываясь, дверь - машинально обхватила себя руками. Как будто это могло сделать меня невидимой или удлинить мои чисто символические шорты-трусы - единственное, кроме платьев, что позволяло свободно двигаться, не сдирая болячку на бедре.

Но Панин на меня и не смотрел. Долго, добрых минут десять он перелистывал и выборочно изучал какие-то бумаги в скоросшивателе, лежащем перед ним на столе, и я, украдкой кидая взгляды исподлобья, окончательно теряла самообладание при виде его плотно поджатых губ и сведённых бровей. Но больше - от трёх полос скользящих от скулы возле уха наискось к шее. Тоналочкой замазаны, но один хрен - видно. И ощущение такое, что я виновата в том, что вижу их. Суровый. Точное погоняло.

- Итак, – не отрывая взгляда от последней страницы подшивки, начал вдруг он, - вы, Людмила, искали встречи. Признаться, я польщён. - И, снова поджав губы, замолчал. Перелистал немного назад, нашёл какую-то страницу, сверил что-то написанное в ней с написанным на последней. - Увы, ваш звонок пришёлся совершенно некстати, поэтому прошу простить за формат встречи. – Поднял голову, указал на стул: – Присаживайтесь. Слушаю.

- Извините... Я не хотела вас отвлекать... – Только и смогла шепнуть я, скованно садясь напротив него.

Он сложил руки на столе, дёрнул бровями: