Распятый дервиш

Моя Россия, словно птица.
Но подлый выстрел – и конец…
И ни к чему уже молиться,
победу празднует стрелец.
А был полёт, а было небо
и колокольни-маяки.
Потом момент – и боль, и небыль, –
одни зыбучие пески.
Кому же нужен этот выстрел?
Кому убийство – это жизнь?
Мой ум и вызверел, и вызрел
среди извечных дешевизн.
А сердце требует полёта
и душу мне не удержать!
Лишь улыбнётся в спину кто-то,
кому привычно согрешать.
Но мы живём ещё, казаче!
И, значит, Русь не умерла.
Всё будет так, а не иначе,
когда спасём страну от зла.

«Опять брожу среди огней…»

Опять брожу среди огней,
как в окруженье жадных взглядов
театра улиц и теней,
подворотен, и парадов.
Меня пронзает темь и тишь.
И я, скользнув привычной тенью
по лицам стен и серых крыш,
сам превращаюсь на мгновенье
в подобье жадного огня,
который сжег огромный город
внутри меня…

«Снег, снег, снег тает на лицах…»

Снег, снег, снег тает на лицах,
тонкий смех в водах струится.
Дон, Дон, Дон – родина предков.
Под погон – пули отметка.
Сколько вод в небыль уплыло,
столько здесь всякого было.
Не познать прошлого память,
не унять чёрное пламя.
Берегли честь и свободу,
в полземли – путь до восхода.
Шашки вон! – к бою из ножен,
только конь верный стреножен.
Только свист вражьей нагайки,
в лагерях вышки да пайки.
Вся страна – красное знамя.
Сатана, что сделал с нами?
Ныне рубль – честь и награда,
мёртвый гул – колокол ада.
Дон, Дон, Дон – тихая речка,
под погон пулей отмечен.

«По улицам белым, по улицам сонным…»

По улицам белым, по улицам сонным
бредут одинокие липы, сутулясь,
навстречу январским полунощным звонам.
И негде укрыться в безлюдности улиц
от белой неоновой стражи порядка.
И жадные хищные плети ознобов
сдирают кору, словно с девушек платья.
Струятся позёмки пушистые прядки,
крепчают холодного неба объятья.
Но где же рассвет до привычного серый?
И кажется: прячется рядом разгадка
любви и жестокости, страха и веры.

Третий Рим

Рим конца и Рим начала,
где история без дна,
где потомки Марциала
бродят в поисках вина.
Где любой правитель – Август,
где любой мыслитель – шут,
где, конечно, я прославлюсь,
если раньше не сожгут
или на кол не посадят,
иль кнутом не засекут.
Здесь словами знатно гадят:
реки чёрные текут
с языков,
газет,
плакатов,
в блеске улиц и витрин.
Рим дельцов, поэтов, катов –
я твой раб и господин!

«Мы живём, ожидая кончины…»