Распятый дервиш

Когда меня не станет на земле,
ты ощутишь, что стало меньше света,
что стало как-то холодно в тепле,
что медленней вращается планета,
и удлиняет бесполезный срок
унылого существованья.
А по весне все так же будет сок
стекать с берез в ладони мирозданья.
В плену у времени безвременно живой,
безвременно осатаневший в Боге,
так захочу услышать голос твой,
что задохнусь от страсти и тревоги.
Не надо горькой истины в вине –
ты успокоишься: что делать, все там будем.
Но тень мою, застывшую в окне,
не позволяй
бездумно
лапать
людям.
Когда меня не станет на земле,
ты ощутишь, что стало меньше света,
что медленней вращается планета,
когда меня не станет на земле.
Но я к тебе приду во сне, в бреду,
и ты поймёшь, что снова где-то рядом
тот, кто тебя ласкает нежным взглядом.
Но я к тебе приду во сне, в бреду.
Но я приду, как нежный ветерок,
что б исцелить измученное тело
дыханием и лёгким, и несмелым.
Но я приду, как лёгкий ветерок.
Когда меня не станет на земле,
я не хочу, что б ты об этом знала.
Ты от потерь и так уже устала.
Когда меня не станет на земле?

Моя жена Ксения

В смертном грехе рожденная,
смертным грехом – во мне:
талой водой вспоенная,
жрица воды – в огне.
В гневе безлунной полночи
не сторожи луны.
Шепчешь:
«Живый в помощи…»
сквозь неживые сны.
Мудрые!
Полоумные!
Что же не спится мне?
Вот оно – полнолуние –
родинкой на спине.

«Сиротеют люди без любви…»

Сиротеют люди без любви,
часто в одиночестве оставшись.
Этот мир, ещё не осознавши,
сиротеют люди без любви.
Сиротеют люди без тепла,
без пустых родительских советов,
без простых приятельских приветов,
сиротеют люди без тепла.
Сиротеет мир без дураков,
без кнута и пряника скудеет,
без родных и милых лиходеев,
Сиротеет мир без дураков.
Сиротеет наша с вами жизнь
от скандалов до всеобщей смуты.
Ей бы просто мира хоть минуту!
Сиротеет наша с вами жизнь.
Может, словоблудничаю зря,
но без нас сиротство сиротеет,
ни к чему фузеи и музеи!
Значит, словоблудничаю зря.
Сиротеют люди без любви…

«Не заставляй меня погаснуть…»

Не заставляй меня погаснуть
под хмурым сполохом дождя.
Ведь жизнь не может плыть напрасно,
дождём уныло теребя.
Скорбя по прошлому былому,
печаль в грядущее нести,
прилюдно плакать на изломе,
прося от прошлого спасти?
Прости, но я не понимаю
печаль ушедшего навек.
Не плачь, и вспомни солнце мая,
российский Божий человек!
Пускай звенит струной эпоха,
пускай Москва опять в запой,
но всё не так уж очень плохо,
и даже дождь несёт покой.

«Неконвертируемый полдень…»