Расколотый мир

Такая мучительная борьба не приведет ни одну из сторон к победе. Шон там? Он выстрелит, если увидит меня? Я бы отдал все, что угодно, чтобы поговорить с ним, чтобы он выслушал меня и понял, почему я встал между ним и Джубили. Его муки со мной каждую секунду, с того самого момента, когда он направил на меня пистолет. Всех наших лет проведенных вместе недостаточно, чтобы преодолеть возникший между нами разрыв. Выпущенная им пуля не попала в меня, потому что он в последний момент отвел руку? Или его просто слишком сильно трясло, чтобы хорошо прицелится?

София пытается заставить меня работать, чтобы отвлечься, указав на мебель, которая нуждается в ремонте и на утечку в потолке, к которой ее отец так и не добрался. Руки делают работу, но разум неистов, ныряет в панику каждый раз, когда я слышу выстрел с нового направления.

— Думаешь, она там? — спрашивает София, наконец, наблюдая, как я бросаю отвертку в третий раз, когда пытаюсь починить шаткое кресло. — Trodaire, которую ты спас?

— Я не знаю, — отвечаю я глухо. — Наверное.

— Не могу поверить, что она просто оставила тебя, после всего, когда тебе было некуда идти. — Несмотря на то, что она сказала, я каждый раз слышу отвращение и страх в голосе Софии, когда она говорит о солдатах, о Джубили.

— Я оставил ее, — шепчу я. Отвертка кажется свинцовой, и я позволяю своей руке упасть. — Я спас ее, потому что она нужна мне живой. Я не могу в одиночку узнать, что происходит, я не могу… — голос обрывается так резко, как будто меня ударили под дых.

София не сразу отвечает.

— Мне жаль, — произносит она после затянувшейся паузы, ее голос теперь намного мягче. — Я знаю боль от сидения и ожидания, а ответы могут никогда не прийти. — Я поднимаю голову, чтобы обнаружить, что она наблюдает за мной вдумчивыми и обеспокоенными серыми глаза. — Что я могу сделать? — спрашивает она, наконец.

— Ты уже и так сделала слишком много, — отвечаю я. — Я скоро уйду. Я не могу позволить тебе рисковать. — Желал бы я знать, куда я собираюсь пойти дальше.

— Ты не единственный, кто кого-то потерял, — отвечает она, огрызаясь. — Я сама решаю, Флинн, рисковать мне или нет.

Когда я оглядываюсь назад, она пристально смотрит на меня, ее руки сжимаются в кулаки. Я помню, что когда она была ребенком, то она всегда была настолько осторожной и старалась ничего не выдать через язык тела или посредством голоса; естественно, при чтении других, она никогда не хотела, чтобы читали ее. Теперь мне стало интересно, хочет ли она позволить мне это увидеть. Решила ли она показать мне эту свою потребность.

— Есть место, — говорю я медленно, — где она оставит сообщение, если что-то узнает. Но я не могу рисковать, чтобы идти туда.

— Где это? — незамедлительно спрашивает она.

— «Молли Мэлоун», на базе.

— Держи двери закрытыми и выключи свет, пока я не вернусь.

Девушка ждет, слушая в большей степени синтезированные техно-рок баллады, проигрывающиеся в автомате. Зеленоглазый юноша должен был встретиться с ней в «Молли», но каждый раз, когда дверь открывается, это кто-то другой. Высокая женщина со светлыми волосами садится на табурет в противоположном конце бара. Солдат с теплыми глазами, с держащей его за руку смеющейся златовласой девушкой, занимают угол позади. Парень с розовыми волосами пытается купить девушке напиток, но она не хочет пить, и он, в конце концов, сдается.

Ее мать садится на стул рядом с ней, пытаясь привлечь внимание девушки.

Но девушка не собирается ее слушать.

— Я должна кое-кем встретиться, — настаивает она. — Я не должна делать это в одиночку.

Даже если призрак покинул Верону.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ДЖУБИЛИ