— Ты сумасшедший, верно? — София выпрямляется, уставившись на меня. — Да, их внимание направлено на боевые действия, но твое лицо по-прежнему показывается на каналах службы безопасности каждые пятнадцать минут или около того.
— Значит, я отправлюсь ночью, когда темно.
София не отвечает, жуя нижнюю губу, сдвинув брови вместе. Она наблюдает за мной, борясь с какой-то внутренней битвой, которую не озвучивает, а затем ломается, бормоча что-то под нос, и направляется в свою комнату.
— Жди здесь.
Она на мгновение исчезает в соседней комнате, прежде чем вернуться с ведром воды и небольшим холщовым мешком. Она ставит ведро и опускается на колени, переворачивая сумку и высыпая одежду и несколько предметов. Когда крошечная обрамленная фотография — большинство горожан не имеют доступа к камерам — с ее отцом гремит об пол, я понимаю, что все это такое. Это ее сумка, когда чиновники придут за ней.
Но она игнорирует свои вещи, опустошая сумку, а затем берет нож со стойки. Им она режет подкладку, отрезая второе дно. Прежде чем я успеваю выразить свое удивление, она вытаскивает несколько немаркированных пакетиков и смотрит на них с нечитаемым выражением. Затем она поднимает взгляд, и половина ее рта расплывается в улыбке.
— Садись, — приказывает она, тыкая пальцем на коврик.
Я осторожно опускаюсь, когда она открывает один из пакетов, с любопытством принюхиваясь к содержимому. Потом она топает ко мне, вставая позади меня.
Потом что-то холодное капает мне на кожу головы, и я вскрикиваю.
— Что ты там делаешь?
— Пытаюсь удержать их от стрельбы при виде тебя, — мягко отвечает она. Она проводит пальцами по моим волосам, быстро и тщательно, но достаточно нежно. Немного геля попадает мне на лоб, и она счищает его запястьем. — Я знаю, что не могу представить тебя платиновым блондином, так что я не думаю, что кто-то еще сможет.
— Ты серьезно? — Я стараюсь вырваться, но она просто хватает горсть моих волос, удерживая меня на месте, как мама-кошка держит котенка. — Где, черт возьми, ты достала краску для осветления волос?
— Я спрашивала, — отвечает она просто. Как будто это все, что нужно — и для Софии с ее красноречием, возможно, это правда, хотя я знаю, что она не легкостью пришла к своим навыкам. Она заканчивает наносить краску на волосы и возвращается назад к оставшимся двум пакетам.
Она берет тарелку и тряпку с кухни и опорожняет пакеты, которые содержат коричневый порошок на тарелку, а затем капает немного воды на нее, пока там не образуется паста.
— Ладно, — произносит она, с шумом выдыхая. — Теперь, раздевайся.
Я, глядя на нее, поднимаю брови.
— Нет необходимости приказывать мне, Соф. Большинство парней будут в значительной степени рады раздеться в любое время, когда девушка попросит. — Она фыркает, и когда я расстегиваю рубашку, я нахожу, что мне становится легче дышать от удовольствия, что я заставил ее улыбнуться, хоть даже на мгновение. — Теперь, поскольку я знаю, что ответ не тот, на который я надеялся, почему я снимаю одежду?
— Это оттенок твоей кожи. — Она погружает тряпку в пасту, тянется к моей руке и проводит ей по кругу, оставляя темно-коричневые мазки, как намазывая кремом обувь. — Ты не найдешь белого парня с Эйвона с загаром. Все будут считать, что ты ненормальный.
— Я буду похож на идиота, — сетую я, глядя на неестественный коричневый цвет моей руки.
— Ну и что такого? — спрашивает она. — Идиотизм — это хорошо. Никто не обращает внимания на идиотов — они отделываются от них. Никто не подозревает, что они что-то скрывают.
Я смотрю, как она проводит вверх по моей руке. Это умно. Это не умно — это
— София… почему у тебя это есть?
Она не отвечает, ее губы плотнее сжимаются. Вместо этого она концентрируется на размазывании пасты на моих плечах, шее, ушах, лице. Я наблюдаю за ней, когда она тщательно растушевывает мазки вокруг моих глаз, отмечая, насколько она отличается от Джубили. Справедливая и нежная, ее черты лица мягкие, ее рот сотворен для усмешки. Она выглядит невинной, даже счастливой, но из-за горя в глазах.
— Ты собиралась сбежать, — мягко констатирую я. — Когда они придут за тобой.
— Куда бы я могла бежать? — Она растирает смесь по моей груди и останавливается, когда становится уверенной, что полоска не будет видна из-под рубашки. — На Эйвоне больше ничего нет для меня. Если ты не считаешь, что фианна примет меня.
Я наблюдаю, как она сдвигается, наклоняясь, чтобы пройтись по моим рукам, тщательно окрашивая вокруг ногтей. Кто-то вроде нее был бы для нас главным активом — аналитический ум и красноречие. Может, она помогла бы мне отбиться от Макбрайда.
Или, может быть, она бы погибла вместе с Майком и Фергалом, и я потерял бы еще одного человека в тот день.
— София, не ходи на болота.
Ее глаза находят мои.