В те годы скинуть фотку или видео другу было целой историей, поэтому впервые на полке ништяков я увидела свою статью, когда пришла к Арсению в гости. Мне было приятно. Пожалуй, это то малое, что я по-настоящему оценила, хотя искренних и трогательных жестов с его стороны было намного больше. Из путешествий с родителями он привозил плакаты, значки, книги – все связанное с «Битлз», потому что я очень фанатела от них и думала, что в прошлой жизни была Джоном Ленноном; он записал и выпустил ЕР[2] со мной на обложке; он подарил мне девять золотых рыбок – точнее, восемь золотых, девятая была черной, пучеглазой – я назвала ее Ринго (в честь Ринго Старра), – созвонился с моим братом, чтобы тот ему помог, и в свой 17-й день рождения я пришла домой, а на моем столе стоял аквариум. А еще он приносил мне пустые банки от колы, которые специально покупал большими партиями, все выпивал и отдавал мне. Думаю, здесь нужно небольшое пояснение. Лет в 16 мне пришла идея сделать стенку из жестяных банок колы: просто ставишь пустые банки одну на другую – и ты уже современный художник. И тогда, и лет до 19, когда я начала худеть, чтобы не умереть старой девой, я поглощала колу литрами. Мама ругалась: и из-за колы, и из-за того, что я устроила в своей комнате помойку. В итоге я отстояла право считаться современным художником, и стенка из банок колы простояла не один год. Я ее выбросила в 26 лет, когда в очередной раз приехала навестить родителей. Сеня исправно поставлял мне эти банки, иногда просто мог приехать ко мне с другого конца города, вручить пакет с пустыми банками и уехать.
Арсений поддерживал любую мою идею: отмечать день рождения Джона Леннона в челябинских дворах, сделать какую-нибудь безумную фотосессию и – вы уже знаете – купить мне рыбок, о которых я без умолку болтала, помогать строить стену из банок колы. И знаете, что в этом всем было самое ужасное? Я. Я была ужасна, потому что всего этого не ценила и не осознавала. Мне было плевать, если честно. Я могла быть с ним грубой, резкой, говорить все, что взбредет в голову. Как-то он невинно взял меня за руку, а я ее отдернула со словами: «Фу, меня от тебя тошнит». Более того, это было сказано в присутствии его друзей. Когда он мне поставил послушать песню на диске, который сам записал, распечатал обложку, подрезал ее, вставил в коробочку, я, скривив лицо, спросила: «И что это? Ни слов, ни ритма». Я могла выдавать подобное круглосуточно, не подвергая даже малейшему анализу то, что я транслирую человеку, которого люблю, который мне важен, дорог.
Конечно, та любовь не была глубоким, взрослым чувством, но я могу сказать, что любила его и мы были действительно близки. Он делился со мной тем, что переживает из-за отношений мамы с третьим мужем: она жила у него, а Сеня жил с бабушкой. Как и у большинства семей, у них были свои сложности, детали которых я, конечно, уже не помню. Я делилась с ним своими переживаниями из-за отношений с мамой, которые у нас всегда были непростыми. Он был действительно близким и важным для меня человеком, с которым я вела себя отвратительно. К сожалению, не я одна. Когда я опубликовала рассказ о нем и подписчицы начали делиться со мной своими историями, я поняла, что это какая-то наша одна большая общеженская история. Нередко с парнями, которые нас любят, ценят, мы ведем себя как последние суки. Чаще в юности, потому что когда мы взрослеем, становимся осознаннее (дай бог, конечно), то относимся к окружающим иначе, так как сами уже другие люди. Когда я начала работать с психологом, разбираться в себе, в отношениях с мужем, я часто вспоминала Сеню, так же как и других людей из моего прошлого, с которыми, казалось бы, нас уже ничего не связывает, мне совершенно неинтересно, как их дела, но внутри – в моей архивной картотеке всех событий и людей – их личные дела стоят неровно: торчат, застревают в механизме и не дают нормально закрыть ячейку. И ты действительно можешь без них прожить, ты уже думать забыл о существовании этих людей, но то и дело задеваешь торчащие папки с их именами, которые нередко мешают достать дела тех людей, которые тебе сейчас важны, но ты не можешь дотянуться. Хочешь не хочешь, но рано или поздно папку придется достать, сдуть пыль, перебрать, выбросить лишнее и аккуратно поставить на место.
Не скажу, что я хочу вернуть дружбу с Арсением, думаю, и он меня не вспоминает, но, если мы когда-нибудь столкнемся, я буду рада его видеть, хотя до этого мы еще дойдем: до всех наших встреч, которые так и не состоялись.