Ракеты. Жизнь. Судьба.

ним были однокурсники по радиофаку, потом он получил назначение в СКБ

завода им. Шевченко, так что вновь мы столкнулись уже в ОКБ-692. Конорев

быстро (в том числе, по моему совету) ушел из радиокомплекса (№2) в

комплекс наземной аппаратуры, где и работал начальником лаборатории.

В дальнейшем он, конечно, понял, что совершил очень разумный шаг, став

авторитетным специалистом, кандидатом наук и лауреатом Государственной

премии УССР.

Особенно нам повезло с начальниками лабораторий и групп в этом отделе.

Все наши успехи достигнуты благодаря им, и я считаю своим долгом их назвать

поименно.

53

Во-первых, Виталий Трофимович Щербаченко, начальник лаборатории

бортовых, т.е. наиболее ответственных, программ. Характер у него был, прямо

скажем, не сахар (как всегда у талантливых людей), он требовал

безукоризненной обязательности и точности, что не всем и не всегда по вкусу.

Но специалист он был выдающийся. Именно он создал технологию отработки

бортовых программ, практически исключившую у нас ошибки в полете. К

огромному сожалению, как и многие другие талантливые люди, он очень рано

умер. Щербаченко же создал у себя в лаборатории первую группу технологии

программирования во главе с другим талантливым специалистом - Арнольдом

Самуиловичем Гристаном. В этой же лаборатории выросли под руководством

Виталия другие выдающиеся инженеры, и, в первую очередь, Александр

Владимирович Бек. В дальнейшем Бек стал начальником лаборатории бортовых

программ для космических аппаратов. После моего назначения генеральным

директором фирмы я уговорил его стать моим заместителем по наиболее

неформальным вопросам: маркетинг, дела с заграницей, акционирование

Хартрона и т.п. Он ушел с фирмы сразу после моего ухода, честно предупредив

меня заранее, что с любым другим начальником работать не будет.

При работе в ОКБ, несмотря на интеллигентный характер Бека, у него

возникали проблемы с не очень порядочными руководителями (которых у нас

тоже хватало). При одной из жалоб Сергееву такого в высшей степени

непорядочного начальника, пытавшегося свалить на Бека собственное

отставание, Владимир Григорьевич, не разобравшись в сути дела, объявил, что

Бек с этой минуты снят с должности. Это было настолько несправедливо и

неправильно, что я сказал, что Бек уйдет только вместе со мной. При полной к

тому времени нетерпимости Сергеева к любым возражениям от сотрудников, он

оказался в сложном положении и немедленно закрыл совещание. Потом он

нашел в себе силы признать, что погорячился, или скорее всего понял, что

снимать с работы меня это уже чересчур, да и министерство ему не позволит.

Так что Бека от увольнения я определенно спас.

И, вспоминая лабораторию Щербаченко, никак нельзя забыть молодых

девушек, только окончивших мехмат университета и получивших к нам

назначение. Упомяну только двоих - Клаву Филиппову и Лину (Ангелину)

Мялик и их неизменную начальницу, работавшую у нас раньше Наташу

Рыжавскую, умницу, спокойную, выдержанную, очень способную сотрудницу.

Начальником

лаборатории,

разрабатывавшей

наземные,

проверочные

программы, стал Виталий Павлович Каменев, а у него правой рукой - Юрий

Михайлович Златкин. Программ этих было невероятное количество, так как

автор любого прибора хотел, чтобы его проверили максимально тщательно,

вплоть до контакта каждого реле, даже в резервированной полностью системе, и

на этом «стоял до упора». Программы-то делать не ему, а уверенность, что

прибор в порядке, сильно успокаивает.

Сосредоточение всего программирования БЦВМ в одном месте вынуждало нас

все время искать способы повышать производительность труда, для чего нужно

54

было создавать большое по объему сервисное математическое обеспечение,

позволяющее ускорять и автоматизировать работу программистов БЦВМ. И

здесь нам совершенно неожиданно помог директор киевского института

кибернетики АН УССР Виктор Михайлович Глушков. Он стал депутатом

Верховного Совета СССР от того избирательного округа, где располагалось

наше ОКБ, и посетил нас в порядке встречи с избирателями. Конечно, его

повели в теоротделение, и я ему пожаловался, что при нашем «ручном»

программировании именно оно будет определять сроки создания ракет. Я был

поражен, когда он предложил услуги своего института для помощи нам в

повышении производительности труда наших программистов, т.е. в создании

средств автоматизации их работы. Всегда я крайне негативно относился к

возможности получения реальной пользы от многочисленных договоров с

академическими и учебными институтами, что легко понять каждому, кто

пытался получить от них конкретные результаты. Но Виктор Михайлович меня

поразил, он предложил (и реализовал свое предложение) и создал на территории