как-то оказалось, что все «расступились», и на первом месте оказался я в
ранге руководителя группы. Для больших московских начальников, конечно,
все равно, кто дает пояснения, но со стороны это выглядело несколько
странновато. Думаю, что с этого и началась моя известность среди
специалистов по динамике полета и устойчивости движения.
Однако нужно было быстро найти выход, а, как я уже писал, это было
принципиально невозможно сделать выбором параметров системы
управления. Единственный вариант состоял в том, чтобы изменить характер
колебаний свободной поверхности в одном из баков, т.е. внести в его
конструкцию изменения. Это уже могли сделать только конструкторы
ракеты в Днепропетровске, которым было совсем не по душе переделывать
баки из-за проблем в системе управления. Переделка, как мы быстро поняли,
могла быть достаточно простой – нужно только установить по центру вдоль
всего бака крестообразную перегородку, и параметры колебаний свободных
поверхностей (теперь уже четырех в баке) радикально изменятся.
Оставалось убедить в этом специалистов ОКБ-586, и опять эта не очень
приятная задача была возложена на меня. Мы потратили много времени,
убеждая их, что сделать что-либо за счет системы управления принципиально
невозможно, после чего меня отправили прямиком в кабинет М.К.Янгеля,
который с нами и согласился. Следующую работу выполняли конструкторы
его ОКБ и заводской цех, причем она оказалась не очень трудоемкой. После
этого все проблемы обеспечения устойчивости движения ракеты были
решены, и при последующих пусках она летала «как по ниточке». Конечно, в
ходе испытаний возникали и другие проблемы, но с моей работой они никак
связаны не были. Летно-конструкторские испытания (в дальнейшем
используется общеупотребительная аббревиатура – ЛКИ) ракеты были
успешно завершены, и ракета специальным постановлением ЦК КПСС и
Совета Министров СССР была принята на вооружение Советской армии.
Оружие, способное доставить до США боевые головки с термоядерным
зарядом, стало на вооружение Советской армии. США уже не могли
28
чувствовать себя в полной безопасности в случае полномасштабного
конфликта с СССР.
На разработчиков, как и всегда в таких случаях, пролился «дождь» высших
правительственных наград, включая звания Героев социалистического труда,
орденов, денежных премий и т.д. Особо отличившимся присвоили звание
лауреатов Ленинской премии, среди них Д.Ф.Климу и А.И.Гудименко. От
этого «дождя» меня «заботливо» спасли руководители нашей службы кадров
и обкома партии.
Мои руководители, в целом неплохие люди, не придали этому никакого
значения, речь ведь шла не о них, они, как у нас говорили, «сверлили дырки
на пиджаках».
Вообще говоря, все произошло по известной формуле:
Всякая серьезная работа имеет пять главных этапов: 1) суматоха, 2)
неразбериха, 3) поиск виновных, 4) наказание невиновных, 5) награждение
непричастных. Как справедливо говорят: «в каждой шутке есть доля шутки».
Так была создана первая автономно управляемая советская МБР на
высококипящих компонентах топлива в той части, что меня коснулась.
29
ИТОГИ 30 ЛЕТ.
Неким промежуточным итогом моей работы и жизни я считаю 1964г., когда
мне исполнилось 30 лет, так что я расскажу о главных для меня.
Самое главное, что у меня родилось двое детей: в 1958г. – сын Евгений (имя в
честь моей покойной бабушки) и дочь Татьяна в 1964 г. (имя уже в
соответствии с любовью моей жены к Пушкину). Мы впервые стали жить в
изолированной трехкомнатной квартире, называемой в Союзе – «хрущеба»,
на поселке нашего предприятия, это уже самая окраина города. Я защитил
диссертацию и стал кандидатом технических наук. Подвигнул меня на это
вульгарный страх: во время аварий 8К64, к которым я имел непосредственное
отношение, я подумал, что руководитель фирмы запросто может снять меня
с должности за “плохую работу”. Я считал, что в этих условиях кандидату
наук легче устроиться на работу и именно с этой точки зрения писал
кандидатскую диссертацию, на которую у меня ушло три месяца работы
непосредственно в лаборатории (работа-то была секретной), так сказать без
отрыва от производства после окончания рабочего дня, ведь не мог же
начальник лаборатории заниматься посторонним делом во время работы. В
результате я еще позже приходил домой, жене было еще тяжелей с двумя
маленькими детьми, но я считал (и справедливо), что по советским нормам
мое материальное положение после защиты улучшится, и я смогу хоть
частично скомпенсировать наше сложное материальное положение. Конечно,
никаких научных руководителей и пребывания в аспирантуре у меня не
могло и быть. Защитился я в Москве в Ученом Совете НИИ-3 ГРАУ (Главное
ракетно-артиллерийское управление), так как именно с этим институтом мы