Ракеты. Жизнь. Судьба.

зачастую не было даже структур, нужных для разработки.

КБ завода п/я 409 раньше автономными системами управления не

занималось, так что новые структуры должны были возникнуть в составе

бывшего КБ п/я 201. Начались переходы из радиотехнического КБ в

создаваемые автономные, так как никакой разработки радиосистем даже в

планах ОКБ-692 не значилось.

Первой и главной такой структурой стал теоретический комплекс, который

был создан из сотрудников СКБ п/я 201. Главой его был назначен сотрудник

военного НИИ-4 (главного и единственного по сути института в ракетных

войсках) Дмитрий Федорович Клим. В порядке оказания помощи вновь

созданному ОКБ Коноплеву разрешили перевести в новую организацию

сотрудников Минобороны, так чтобы они не теряли ни должностей, ни

воинских окладов, ни прочих преимуществ службы в армии. И, несмотря на

это, нашлось всего три офицера, согласившихся на переезд из относительно

сытой Москвы в голодный Харьков. Так называемый теорсектор СКБ п/я 201,

возглавлявшийся Анатолием Ивановичем Гудименко, был преобразован в

теоретический комплекс (№3). Комплексом №1стал бывший коллектив СКБ

п/я 201, №2 – п/я 409.

Начальником отдела систем стабилизации (№31) в теоркомплексе стал

Гудименко, отдела систем управления дальностью (№33) (которыми для 8К64

мы не занимались) – Андрей Саввич Гончар, возглавлявший такую группу в

лаборатории Гудименко на п/я 201. Третий, совершенно необходимый для

теоретиков отдел (№32), был вычислительный центр, для которого Коноплев

«выбил» единственную в СССР «большую» ЭВМ М20.

Ну, раз лаборатория Гудименко стала отделом, в нем требовалось создать

лаборатории, хотя делалась только одна разработка, и для нее нужна была

одна лаборатория систем стабилизации.

Отдел состоял из трех коллективов, один из которых возглавил В.С.

Столетний, второй - И.Г.Медведев, а третий (по номеру первый) - я.

19

В п/я 201 они были моими сотрудниками, так как именно я руководил

работами по системам стабилизации. Но здесь в очередной (увы, далеко не

последний раз) сработал «национальный» признак. Заменить меня на посту

руководителя работ по системе стабилизации 8К64 было просто некому, а

назначить человека с такой фамилией начальником лаборатории рука не

поднималась. Так что я получил должность руководителя отдельной группы,

которая, конечно, была самой большой и делавшей самое главное в

теоркомплексе дело – систему стабилизации 8К64, но в названии моей

должности слово «начальник» отсутствовало, так что и работа была

обеспечена, и работники обкома и нашей службы кадров были довольны.

Если учесть, что аналогичные кадровые повышения проводились во всем

ОКБ, я оказался единственным не назначенным начальником лаборатории, но

к этому моменту я уже хорошо почувствовал на себе советский,

социалистический, с добавкой украинской специфики, антисемитизм.

Вообще, после всех видов «кадровой помощи», оказанной нам партийными

органами, мы стали «расово» чистой организацией, где евреев было не более

одного на тысячу (я не учитываю скрытых, у которых матери были еврейки,

до них дело дошло позже). Руководителю комплекса №2 Герману

Алексеевичу Барановскому удалось хоть кого-то отстоять, а начальником

комплекса №1 (т.е. СКБ п/я 201) был присланный еще в момент создания

самого СКБ из Москвы Абрам Маркович Гинзбург. Меня спас, причем этот

случай оказался не единственным в моей жизни, мой непосредственный

начальник А.И.Гудименко, который (как он много лет спустя мне рассказал)

на предложение уволить меня спросил, «а его работу вы сделаете?». Ну, о

работе у партийных и кадровых деятелей, как вы понимаете, речь не шла, так

что меня на какое-то время оставили в покое.

Единственная организация, которая реально могла бы нам помочь, хотя бы в

чисто методическом плане, НИИ-885, - и думать об этом не хотела, так как

речь шла о явной конкуренции, хотя и в социалистическом обществе.

Никакого государственного давления на них не было оказано, никто и не

поручал им эту работу, так что мы оказались предоставленными сами себе и

могли только читать отчеты и проекты московского института по их

предыдущим разработкам (8К63, 8К65 и др.), но это были одноступенчатые

(8К64 – двухступенчатая ракета) ракеты, да и чему особенно можно

научиться, просто читая чужие отчеты. Пожалуй, только условным

наименованиям, а в остальном «дело спасения утопающих – дело рук самих

утопающих». Это касалось всех систем ракеты, а не только систем

стабилизации, хотя эта система во всех отношениях и самая сложная, и самая

важная из того, что нам было поручено.

Нас все и по-всякому торопили, уж очень хотелось иметь настоящую МБР.

Следует отдать должное организаторским способностям Коноплева, он

организовал сверхинтенсивную работу, и мы выполнили всё очень быстро и в