Рай и ад. Рассказы перенесших клиническую смерть

Которые в аду, многие кричали и говорили, что какие мы несчастные, что мы, вот, так сюда попали. Мы так жили, да, так грешили. И наши дети, и внуки, и все наше родство живет так. И за нас некому даже помолиться. Ставят нам дорогие памятники, которые не нужны. Для души нужно облегчение, спасение. Просили (помолиться) вот знал которых, говорили, да, скажи. Это все они кричали и говорили.

Вот за последние десять лет семнадцать человек было. Вот так, как было со мной, Господь брал душ. За последние десять лет. Показано было по-разному. Одному больше, другому меньше. Главное, видели Бога, все видели. Семнадцать человек, из нас каждый видел Бога. А вот по аду проходили не все.

Там такой воздух да (в раю), что, если бы какого человека больного, там, старенького, туда бы поместить, на какое-то время, да, он бы сразу побежал. Да не то, чтобы поместить, это слишком как-то сказал, этот воздух, да, что там дышат эти души, в эту бы комнату, да, вот их сюда бы к нам, сразу можно было бы взлететь человеку. Просто взлетел бы с этого места и полетел. Вот так, потому что там чистота такая.

Когда мы сюда опускались, на Землю, да, вот тогда, чем мы ближе приближались, тем тягота была. Тяжесть и воздух этот. Здесь вот полный дым, на Земле. От машин, от заводов, от всего. Здесь очень тяжело, тяжело, вот. Тяжко. Озоновые дыры, оттуда идет все. Сейчас солнечные лучи, они просто жгут. Прожигают. Расти уже ничего не стало, все горит, кислотные дожди, и все прочее.

Оттуда (из Царствия Небесного) мы уже спускались, никаких мытарств не было, не нужно проходить ничего. Оттуда шли свободно. Потому что бесы препятствуют туда. Сюда, на Землю, препятствий нет. Но оттуда вот, из Царствия Небесного, ни одна душа уходить, даже… послужить Богу, сделать что-то доброе побольше, да, и уходить невозможно оттуда. Потому что то — Царствие Небесное. А здесь (горько усмехается) жизнь, которая в любое время может остановиться, и, кроме джи здесь, мало что есть.

С Ангелом-Хранителем мы были вдвоем. Уже он был один, не два. Вижу свое тело. Оно полностью уже было как деревяшка. Что лицо… весь, труп уже такой. Восемь часов — это уже застывает до окоченения до полного. Ночью мама просыпалась, может быть, в туалет она вставала. И заглянула в мою комнату, да. Но свет не стала, говорит, включать. Вот так Господь ей не попустил. Но посмотрела, дверь приоткрыла и видно, как лучи туда падают. Спит, ну пусть спит, ладно. А утром, это уже был рассвет, раннее утро, ну часов шесть или сколько… Оттуда возвращаться, и жить не хочется.

Вот когда мы стояли возле тела и разговаривали, был голос Божий. Господь душе приказал: «войди в свое тело!» Такой звук был, как гром. Грозно сказал. Как душа в тело входила, я не помню. Выходила через рот, а как входила — не помню. Никаких бесов не было. Душа вошла в тело. Сначала душа, когда вошла в тело… нет, больно не было. Как бы, толчок такой почувствовал, как бы, тело содрогнулось. Но, еще лежал. Кровь пошла, что-то такое горячее происходило со мной. Вот, по венам пошла кровь. Горячо так стало. Кровь начала циркулировать. Я чувствую: руки отходят, ноги отходят, мозг начал работать. И кровообращение пошло, все. Вот такое было мое воскрешение.

И Ангел-Хранитель сказал: «вставай!» Когда душа вошла в тело, уже я Ангела видеть не мог. Слышать, вот как с вами разговариваю, так же слышал. Свободно, легко. Уже не вижу. Высокие они такие. Так как Ангел не имеет пола, может быть и так, и так, да. Где-то два метра Ангел-Хранитель. Крылья такие имеет, все.

Вот что еще скажу, да. Когда душа вошла в тело, Ангел-Хранитель сказал: «вставай», я говорю: «что-то не могу, тяжеловато». «Тогда, — говорит, — немножко поднимись, напрягись, сейчас тебе будет лучше». Вот когда встал, кровообращение пошло, все, нормально стало. Стал двигаться, все. И вот здесь было то, что Господь допустил, что попустил. А попустил на меня… это бесы. Бесы, которые должны были войти в мое тело. Это уже было после, вхождение. И что нужно было мне от них освобождаться. Таким образом: пост, молитва. И вот такие вот труды.

И сейчас полностью еще не освободился. Полностью. Но во мне что было, это просто… Бес в человека когда входит… вот, вначале, что я не мог говорить. Два года я не разговаривал. Матронушка. Мне помогла Матронушка! Не как разум отнялся полностью. А как случилось, что, когда я за паспортом приехал, брать этот паспорт, бесовская вот эта сила, так она на меня напала, что тяжело было. Молился и тяжко, тяжко, никак не могла меня отпустить. И тогда вот попросил Матронушку. Это был вечер, уже такое ночное время было. Был у родителей, и, значит, лег так отдыхать. Как-то от тяжести не спалось, но потом, в общем, уснул. Когда уснул, и так Матронушка мне открыла, что, вот сейчас тебе будет уже легче, и голова у меня уже немножко прочистилась. Матронушка мне кое-что напомнила. Не все, а многое что вспомнил.

И вот было сказано, что уже должен был говорить людям. Немного, много пока еще не можешь. Но сколько можешь, столько говори.