Рай и ад. Рассказы перенесших клиническую смерть

Тут меня совсем это огорчило и удивило. Я невидим. Не то, что я в этом мире ничего не могу сделать, я вообще невидим, как я начал догадываться. Но еще не убедился до конца. В этот момент кто-то встал и пошел в туалет. Это все вот эта ночь. Все люди спят. Я, еще не будучи убежденным, что я невидим, это потом пришло понимание. Тогда я взял и спрятался за одну из кроватей. Потому что сделал предположение, что, если меня увидят раздвоенным: вот, я лежу на кровати, и, вот, я стою, чтобы со мной не начали делать… да, что это такое происходит. Но это оказалось лишним. То есть никто меня не видал, больница жила своей жизнью. А я начал жить своей жизнью. Вначале это меня немножко позабавило и обрадовало, что я стал каким-то таким невидимым и свободно действовавшим человеком. И потом, ох, как интересно, это же как у Александра Беляева. Человек, который проходит сквозь стены. Есть у него одна… есть невидимка, а есть человек, который проходит сквозь стены.

Я взял, и засунул руку (показывает) и она засунулась, подержал несколько мгновений и подумал: «если я туда засунул, может, еще и какое чудовище типа крокодила будет там изнутри стенки… Она зашла туда, и я видел ее. Я не помню, что было вместе, когда зашло: то ли часть руки, то ли… не могу сейчас вспомнить. А, может быть, там было нечто такое туманное, в этом месте, куда рука засунута была. Вот в самом месте, не помню. Помню, что я довольно быстро вытащил руку с облегчением таким, что с ней ничего не произошло, вот она целая, при мне. Вот, и тут обнаружил, когда поглядел на ноги, что я, в общем-то, не стою на полу, а я, как бы, немножко вишу над этим полом. Но это меня тоже до конца не стало смущать. Я понял, что я в совершенно особом, никогда мною не прочувствованном и осознанном состоянии нахожусь. То есть, в особом.

Я попытался полетать немножко, я очень хорошо летал. Вначале я пытался… шевелить ногами, как по лестнице, а потом я понял, что это просто не надо. Я… просто усилием мог это делать. Да, определенное оформленное желание. Выяснилось, что желания должны быть довольно определенно сформулированные внутри, и воля выполнения делает, что нужно.

Я подлетел к потолку, на потолке ничего интересного не оказалось, кроме потолка, и начал обдумывать, что же я теперь представляю в мире. И понял, что мои какие-то связи с родственниками, они были довольно сильными: всякие там обещания, надежды, планы там… полностью… я лишен возможности что-то продолжить на Земле. Потому что стало понятно уже, что ни появление мое в какой-то ситуации, ни какие-то действия в этой ситуации, не приведут ни к чему — я полностью отрезан от этого мира. И вот это чувство отрешенности от мира, отрезанности, чувство невозможности что-то сделать. И что вначале это вызовет большое недоумение у окружающих, особенно родственников, а потом, понимание, что я потерян для них и для общения, вызвало яркое чувство одиночества. Чуть ли не до слез и какого-то психологического кризиса.

Но я уже взял себя в руки, начал думать, что дальше, как поступать. И понял, что во всем мире: если я здесь не могу сделать, то вряд ли во всем мире найдется место, где я могу себя проявить. В этом, материальном мире. Начал понимать, что это тело, которое лежит, это мое тело, но только я вышел из него. Это открытие было для меня очень серьезное, что я и мое тело… это инструмент, который являл меня в этом мире. Как бы скафандр, при помощи которого… обладая им, взять вот эту материальную чашку (показывает) вот этим материальным телом. И это только начало.

И, обдумав, а мысли очень быстро двигаются в этот момент, и мыслишь четко, ясно, быстро — блестяще, буквально, я начал понимать, что в этом мире, собственно, уже нечего делать мне, и развивать чувство одиночества дальше, до каких-то кризисов, не имеет смысла. И не нужно, вредно. Мгновенно я вспомнил, что в детстве летал. И что, бывало, я хотел прилететь к Богу. И что, когда я летал и пытался прилететь к Богу, я взглядом мерил расстояние от себя до Земли, и в какой-то момент пугался высоты. А что само чувство испуга наполняло меня как бы каким-то грузом, который тянул меня к Земле. Я тут же оказывался на Земле, в безопасности… Но оказалось, что это чувство, вот состояние, оно весьма близко к сонному. Только уж очень, как сказать… расширенно. Сны такие вот не бывают. Не были у меня никогда.