Радость

Таким образом, как мы уже видели, завоевание радости жизни происходит через осознанное усилие, направленное на достижение внутренней свободы и установление новых связей. Мы хотим жить дольше, мы желали бы стать бессмертными, в то время как нам следовало бы научиться жить лучше и прикасаться к вечности каждое полноценно прожитое мгновение. Но мы предпочитаем безопасность настоящей свободе, благополучие – радости. Еще в XVI веке Монтень был поражен, когда наблюдал спонтанную радость жизни у бразильских «дикарей», которых привезли из Нового Света и демонстрировали при дворе: «Весь день у них проходит в плясках. <…> Они пребывают в том благословенном состоянии духа, когда в человеке еще нет желаний сверх вызываемых его естественными потребностями».[54] Сравнивая нас с ними, Монтень констатировал, до какой степени мы были «распутными», неспособными воспринимать счастье в соответствии с природным порядком, несмотря на нашу «превосходящую» религию, наши знания и материальный комфорт. Мы постоянно ищем счастья, проецируя себя на внешний мир, в то время как счастье находится в нас самих, в глубоком удовлетворении, которое мы можем получить от обычных наслаждений и радостей жизни, как правило, достающихся нам даром. Прошло четыре столетия, и положение дел только ухудшилось. Анри Бергсон предупреждает нас: чем дольше мы живем в окружающей среде, обремененной материей, чем сложнее становится эта материя с внедрением машин, созданных человеческим разумом, тем сильнее мы нуждаемся в «увеличении души». «Механика требует мистики»,[55] – пишет он.

Радость жизни, которую мы утратили, эта радость нашего детства еще живет в нас самих, словно родник, спрятавшийся под грудой камней. Это постоянный источник радости, даже если мы ощущаем только отдельные струи, выбрасываемые им. Когда мы пребываем в том или ином умонастроении либо когда мы делаем успехи, камни расступаются, и струя радости взметается ввысь. Радость находится в нас самих, она дана нам, но мы заглушаем ее, заваливаем источник по мере того, как нагромождаем над ним скалы, которые рождаются из нашего эго и интеллекта. Путь к себе и к другим людям состоит в уничтожении этих препятствий, которые мы сами возвели. И тогда мы вновь обретаем простую радость, эту чистую радость, которая дана нам от природы. Наши сложные жизни, сотканные из уместности и бесконечных выборов, лишают нас простоты в отношениях с жизнью.

Сила согласия

Клеман Россе особо выделяет феномен, который он называет «парадоксом радости». С одной стороны, мы констатируем, что жизнь полна трудностей, что в любой ее области присутствуют страдания, что потеря наших любимых людей неизбежно вызывает горечь. Но с другой стороны, сам факт жизни доставляет нам радость. Иначе говоря, ничто не оправдывает радости жизни. Вуди Аллен по-своему сформулировал этот парадокс: «Жизнь – это всего лишь вереница проблем, но хуже всего то, что она заканчивается!» Философия может лишь констатировать таинственный характер этой безусловной радости, которую ничто не в состоянии рационально объяснить. Единственное, что мы можем сделать, это принимать в расчет данный парадокс, а потом примириться с ним или отвергнуть его. Столкнувшись со злом, с болью, с тяготами существования, мы действительно можем принимать радость или отвергать ее, выбирать между счастьем и несчастьем. Говоря о Ницше и практике уступки, я подчеркивал, что радость сопровождает любовь к жизни, полное принятие судьбы, всего того, что мы не в силах изменить. Совершенная радость кроется в этом великом «сакральном да» жизни, в силе согласия. Обрести счастье можно не в отказе от страданий жизни, а в их принятии, когда они неизбежны, в понимании, что через них мы можем возвыситься над собой. Наше осознание счастья проистекает из нашего понимания несчастья, а большинство наших радостей возникают из преодоленных печалей.

Джебран Халиль Джебран прекрасно выразил эту мысль в своем «Пророке»:

«И тогда женщина сказала: Скажи нам о Радости и Печали.

И он ответил так:

Твоя радость – это твое горе без маски.

Ведь тот же самый колодец, из которого поднимается твой смех, был часто заполнен слезами.

И разве может быть иначе?

Чем глубже твое горе проникало в тебя, тем больше и радости может вместиться в тебя».