Рабы Парижа

Идя сюда, он представлял себе этот разговор как продолжение предыдущего, в той же атмосфере гостеприимства и откровенности. Хозяин же с порога окатил его холодным душем официальности.

Норберт так смутился, что хотел тут же уйти.

Но в тот же миг адвокат, угадав его намерение, тем же тоном добавил:

— Я к вашим услугам, господин маркиз.

И юноше пришлось заговорить.

— Мне необходимо с вами посоветоваться, месье Доман. Я еще слишком неопытен и нуждаюсь в помощи.

— Прошу вас пожаловать в мой кабинет. Все, что только в моих силах, я готов сделать для вас, господин маркиз.

Тот, кто один раз перешагнул границу благоразумия, уже не может остановиться и идет все дальше и дальше по пути, ведущему в пропасть. Норберт вошел.

— После нашей встречи я все время думал о том, что услышал от вас, — сказал он.

Старый мошенник изобразил на лице величайшее изумление:

— О, ваша светлость, неужели вы до сих пор помните весь тот вздор, который мы с вами наговорили под действием вина? Стоит ли об этом вспоминать?

— Что?!

— Мало ли что можно наболтать за бутылкой. Не придавайте значения словам, господин маркиз: от слова до дела — огромное расстояние.

Норберт побледнел, ударил прикладом об пол и закричал:

— Да вы что, смеялись надо мной, когда предлагали всякие способы моего освобождения?

Казалось, еще мгновение — и он ударит адвоката.

Собака зарычала.

— Или вы приняли меня за младенца, который рад послушать пустые разговоры?

— Ваша светлость…

— Если вы действительно надо мной подшутили, то вы за это поплатитесь! — кричал Норберт, надвигаясь на адвоката.

— Боже мой! — вдруг завопил Доман, молитвенно поднимая взор и протягивая руки к небу, которое изображал собой заплеванный потолок. — Как вы могли обо мне так подумать? Разве можно подозревать меня в такой низости? Вы же видите, господин маркиз, с каким уважением я всегда отношусь к вам!

— Тогда объясните, как мне вас понимать!

— Видите ли, ваша светлость, я должен признать, что в какой-то мере вы угадали. Поэтому вы вправе сердиться на меня…

— А!

— … и я прошу у вас за это прощения. Но главная причина не в этом.

— А в чем же?

— Я поразмыслил и одумался.

— Тогда другое дело. Признайтесь, что вы просто струсили!

— Господин маркиз, я человек маленький. Если я начну помогать вам против герцога де Шандоса, то наживу себе страшного врага. Ему ничего не стоит раздавить меня одним пальцем. Ведь я не обладаю ни знатностью, ни миллионами, как ваш отец…

— И что же вам грозит?

— Герцог может, например, обратиться к королевскому прокурору. После этого ко мне приедут незваные гости из полиции и пригласят отдохнуть несколько лет в их пансионе, да так убедительно, что мне трудно будет им отказать.

Норберт ничего не понял.

— А при чем тут полиция? — наивно спросил он.

— То, чего вы от меня хотите, предусмотрено законом, статья триста пятьдесят четвертая. Стоит только герцогу захотеть — и я надолго окажусь в тюрьме.

— А откуда отец узнает, что я обратился к вам?

Доман промолчал, многозначительно поглядывая на юношу.

Норберт топнул ногой и закричал:

— Как отец узнает, что я обратился к вам? Я вас спрашиваю!

Собака громко залаяла.

— Вот так и узнает, — спокойно ответил адвокат. — Вы сами кричите об этом на весь Беврон.

— Простите меня, месье Доман, — Норберт перешел почти на шепот. — Но все же объясните, в чем дело.

— Как бы вам это помягче сказать, господин маркиз… Я опасаюсь вашей несамостоятельности.

— О чем это вы?

— Разумеется, каждый сын должен бояться своих родителей. Но мне иногда кажется, что у вас сыновняя почтительность развита чрезмерно.

— Вы только что говорили, что не считаете меня младенцем! Неужели же я такой простак, что пойду к отцу каяться?

— Нет. Этого я не боюсь. Но если у него возникнут подозрения, герцог устроит вам допрос. И тогда…

— Что тогда?

— Вы же сами мне признавались, что не можете ничего скрыть от отца, когда он смотрит вам прямо в глаза.

Теперь Норберт понял. Ему стало стыдно, что его — и не без основания — не считают мужчиной.

— Послушайте, Доман, — сказал он. — Пусть я дикарь, но я не доносчик. Если я даю слово сохранить тайну, то ее у меня не вырвут и под пытками. Не забывайте, что во мне тоже течет кровь де Шандосов!

— Ну, если вы даете мне слово…

— Даю вам честное слово дворянина, что ни одна душа в мире не узнает о вашей помощи мне!

Адвокат сразу же отбросил всякую официальность.

— Надеюсь, вы не подумали при виде моих колебаний, что я хочу обмануть вас? Бог свидетель, что с моей стороны это — простая осторожность.

— Что мне делать? — спросил Норберт.

— Никто не даст вам лучшего совета, чем я, ваша светлость. Я хорошо разбираюсь в законах. Вот оно, мое Евангелие!

Адвокат торжественно взял со стола толстую книгу.

— Здесь мы можем узнать, что говорит закон по любому вопросу.

— У меня только один вопрос: с чего начать?

— Увы, господин маркиз! Полагаю, что ни с чего.

— Вы опять издеваетесь надо мной?

— Ни в коей мере, ваша светлость. Просто я считаю, что выгоднее всего — дождаться вашего совершеннолетия.

Норберт подпрыгнул в кресле.

— Я уже говорил, что не могу ждать! Иначе я не сидел бы сейчас в вашем кабинете, — резко сказал он.