Пылающий берег

К тому времени, когда он спустился, он уже снова взял себя в руки, и его голос звучал ровно, а лицо казалось каменным, когда он отдавал приказы.

— Наблюдателя на мостик. Обороты на двенадцать узлов, новый курс — сто пятьдесят градусов.

Он спокойно стоял, когда они уходили от тонущего корабля, борясь с желанием зажать уши ладонями. Но он знал, что ему не заглушить крики, которые продолжали звучать в его голове. Он знал, что они никогда не умолкнут, что он будет слышать их даже в свой смертный час.

— Уходим от места действия, — сказал он, глядя перед собой мертвыми глазами. Его восковая кожа повлажнела от брызг и пота. — Возобновляем патрулирование.

Сантэн сидела в ногах одной из коек в своей любимой палате на палубе «С». На ее коленях лежала открытая книга.

Это была одна из самых больших кают, с восемью койками; у всех молодых людей, лежавших здесь, имелись травмы позвоночника. Ни одному из них не суждено было снова встать на ноги, но, как бы бросая вызов этому факту, эти пациенты были самыми шумными, веселыми и самоуверенными на всем «Замке Протея».

Каждый вечер в течение часа перед отбоем Сантэн читала им — или, по крайней мере, намеревалась читать. Но обычно хватало нескольких минут для того, чтобы какое-нибудь высказывание автора служило толчком к оживленным спорам, продолжавшимся до тех пор, пока их не прерывал корабельный гонг.

Сантэн наслаждалась этими часами так же, как и пациенты, и обязательно выбирала книгу на такую тему, о которой ей самой хотелось узнать побольше, то есть всегда книгу об Африке.

В этот вечер она принесла второй том «Voyage dans l’interieur de l’Afrique»[29] известного путешественника Левальяна в оригинале, на французском. Она прямо с листа переводила описание охоты на гиппопотама, и ее аудитория жадно слушала, пока Сантэн не дошла до такого эпизода: «Самка была освежевана и разрублена на части. Я приказал принести ведро, которое наполнил ее молоком. Оно оказалось не таким неприятным, как слоновье, а на следующий день почти целиком превратилось в сливки. У него был рыбный привкус и противный запах, но с кофе оно было даже приятным».

С коек раздались возгласы отвращения.

— Боже мой! — воскликнул кто-то. — Уж эти мне французы! Любой, кто способен пить молоко гиппопотама и есть лягушек…

Все разом восстали против него.

— Эй, ты! Солнышко — француженка, пес поганый! Извинись немедленно!

И в обидчика полетел через каюту град подушек.

Сантэн со смехом вскочила, чтобы восстановить порядок, но в этот миг палуба ушла из-под ее ног, девушку бросило обратно на койку спиной вперед, а корабль содрогнулся от могучего взрыва.

Сантэн с трудом встала, и тут же ее сбил новый взрыв, мощнее первого.

— Что происходит? — закричала она.

Третий взрыв погрузил их во тьму и сбросил ее с койки на пол. В полной темноте кто-то упал на нее, запутав в груде простыней.

Сантэн почувствовала, что задыхается, и снова закричала. И тут же весь корабль заполнился криками.

— Слезь с меня!

Сантэн наконец высвободилась, подползла к двери и встала. Вокруг царил хаос: в темноте метались люди, кто-то кричал, кто-то бессмысленно отдавал приказы. Внезапный, пугающий наклон палубы под ногами вызвал у Сантэн панику. Она с силой оттолкнула невидимое тело, налетевшее на нее, а потом стала ощупью пробираться по длинному узкому коридору.

В темноте зазвонили колокола, подавая сигнал тревоги, и чей-то голос проревел:

— Корабль тонет… они покидают корабль, мы здесь в ловушке!

В коридор тут же хлынули люди, и Сантэн пыталась сопротивляться этому человеческому потоку, удержаться на ногах, потому что понимала: если упадет — ее просто затопчут. Она инстинктивно старалась защищать живот, и тут ее ударило о переборку с такой силой, что у нее стукнули зубы и она прикусила язык. Когда она падала, рот наполнился металлическим вкусом крови; она выбросила вперед обе руки, когда толпа швырнула ее к направляющим перилам трапа, и она вцепилась в них изо всех сил. Сантэн стала с трудом подниматься по ступеням, рыдая и стараясь удержаться на ногах в этой бешеной буре охваченных паникой тел.

— Мое дитя! — Она услышала собственный голос. — Вы не можете убить мое дитя!

Корабль сильно качнулся, послышался треск, скрежет металла о металл, звон бьющихся стекол, и снова топот, топот ног вокруг…

— Он тонет! — пронзительно завизжал кто-то рядом с Сантэн. — Надо выбираться! Выпустите меня!..

Свет снова вспыхнул, и Сантэн увидел, что трап на верхнюю палубу битком забит дерущимися, ругающимися людьми. Она почувствовала себя избитой, раздавленной и беспомощной.

— Мое дитя! — зарыдала она, когда ее опять прижало к переборке.

Свет немного отрезвил людей вокруг нее, выведя из состояния слепого ужаса.

— Эй, здесь Солнышко! — громко крикнул кто-то.

Это был здоровенный африканер, один из самых пылких поклонников Сантэн; он взмахнул своим костылем, расчищая дорогу для девушки.

— А ну, пропустите ее! Отойдите, ублюдки, дайте Солнышку пройти!

Чьи-то руки подхватили Сантэн и подняли над полом.

— Пропустите ее!