А потом судно начало медленно склоняться вперед, и огни по-прежнему светились под водой, как тонущие луны. Корабль скользил вперед все быстрее и быстрее, его обшивка начала трещать под давлением воды, воздух вырывался изнутри, рождая пенные бури; наконец корабль исчез. Огромные водовороты и фонтаны пены все еще бушевали на поверхности, но постепенно все утихло, и снова стали слышны одинокие крики оставшихся на воде людей.
— Назад! Мы должны подобрать, сколько сможем!
Остаток ночи они трудились под руководством старшего офицера корабля, стоявшего у руля на корме шлюпки. Они вытаскивали из моря мокрых дрожащих раненых и сажали их в шлюпку до тех пор, пока та не осела уже до опасного уровня, хлебая воду через планшир при каждой волне, так что сидевшие внутри непрерывно ее вычерпывали.
— Больше нельзя! — крикнул офицер. — А вы должны привязаться спасательными тросами!
Оставшиеся в воде собрались вокруг шлюпки, как тонущие крысы; Анна находилась достаточно близко к корме, чтобы слышать, как старший офицер бормочет:
— Беднягам не дотянуть до утра… холод их убьет, даже если акулы не подтянутся…
Они слышали в темноте вокруг шум других шлюпок, всплески весел и голоса, доносимые до них ветром.
— Течение несет нас на северо-северо-восток, скорость — четыре узла, — снова услышала Анна голос старшего офицера. — До рассвета мы можем рассыпаться далеко. Надо стараться держаться вместе.
Он встал на корме и закричал:
— Эй, там! Это шлюпка номер шестнадцать!
— Шлюпка номер пять, — откликнулся голос издали.
— Подходим к вам!
Они двигались в темноте на голоса с другой шлюпки, а когда нашли друг друга, то привязали шлюпки одну к другой линями. В течение ночи удалось добраться еще до двух шлюпок.
Уже в водянистом сером рассвете нашли еще одну шлюпку, в полумиле от них; море вокруг было усеяно обломками крушения и головами пока еще живых, но все они казались едва заметными точками в бесконечности океана и неба.
В шлюпках люди были прижаты друг к другу, как скотина в грузовике, что идет на скотобойню; они уже едва шевелились, впадая в летаргию. А те, что оставались в воде, подпрыгивали на волнах в спасательных жилетах, и это выглядело как мрачный танец смерти, потому что ледяная зеленая вода перекатывалась через их головы и отбирала тепло тел, — многие уже выглядели бледными и безжизненными.
— Сядь, женщина!
Сосед Анны очнулся, когда она попыталась встать на банку.
— Ты всех нас опрокинешь в воду, черт побери!
Но Анна не обратила на него внимания.
— Сантэн! — закричала она. — Там где-нибудь есть Сантэн?
Все смотрели на нее непонимающе, и она наконец вспомнила прозвище девушки.
— Солнышко! Het iemand Sunshine gesien? Кто-нибудь видел Солнышко?
На этот раз ее крик вызвал интерес и сочувствие.
— Солнышко! Она с вами?
Вопрос быстро промчался по столпившимся шлюпкам.
— Я ее видел на палубе перед тем, как корабль затонул!
— На ней был спасательный жилет!
— А там ее нет?
— Нет, здесь нет.
— Я видел, как она прыгнула, но потом потерял из вида.
— Ее здесь нет… ни в одной из шлюпок.
Анна упала на свое место. Ее дитя исчезло. Анну охватило отчаяние, и она чувствовала, что задыхается. Посмотрев за борт, она увидела мертвых людей, болтающихся на воде в спасательных жилетах, и с ужасом представила Сантэн, вот так же убитую ледяной водой, и погибшего в ее утробе младенца… и громко застонала вслух.
— Нет, — зашептала она. — Господь не допустит такой жестокости, я в это не верю. И никогда не поверю. — Отрицание придало ей сил и желания выдержать все. — Есть и другие шлюпки, Сантэн наверняка в одной из них. — Она посмотрела на горизонт. — Она жива, и я ее найду.
Небольшое происшествие с поиском пропавшей девушки стряхнуло с людей оцепенение холода и шока. Теперь командиры смогли пересадить их так, чтобы шлюпки не заваливались, пересчитать емкости с питьевой водой и аварийные запасы продуктов, позаботиться о раненых, перерезать канаты, державшие умерших, предоставляя им уплыть вдаль, и назначить гребцов. И наконец взять курс на материк, что находился в сотне миль или более к востоку от них.
Гребцы стали меняться у длинных весел, и шлюпки понемногу начали двигаться по бурной воде, хотя почти каждый завоеванный ими фут расстояния уничтожали встречные волны.
— Все хорошо, парни! — убеждал их с кормы старший офицер. — Продолжайте…
Любые действия могли отогнать отчаяние, их главного врага.
— Давайте споем, а? Кто начнет? Как насчет «Типперери»? Давайте!
— «Долог путь до Типперери, долог путь…»
Но ветер усиливался, море волновалось, и гребцы один за одним сдавались и мрачно бросали весла; песня затихла, и люди просто сидели и ждали. Потом и ощущение ожидания пропало, и теперь они просто сидели. Уже после полудня солнце на несколько минут прорвалось сквозь низкие тучи, и люди подняли к нему лица, но тучи снова скрыли его, и головы поникли, как дикие африканские маргаритки на закате.
А потом на шлюпке рядом с той, в которой сидела Анна, кто-то заговорил уныло, почти без интереса:
— Гляньте, там не корабль?