Пылающий берег

Как всегда во время ожидания, пока его оружие неслось к цели, на Курта нахлынуло сожаление. До выстрела он ощущал только пыл охоты и щекочущее возбуждение, но теперь думал о тех храбрых людях, братьях по морю, которых обрекал на смерть в холоде темной безжалостной воды.

Секунды тащились еле-еле, так что Курту пришлось несколько раз посмотреть на светящийся циферблат секундомера, чтобы убедить себя: его торпеды не прошли мимо и не свернули.

А потом послышался тот самый оглушительный грохот, который заставил Курта дернуться, хотя он и ждал его, — и он увидел, как фонтан жемчужных брызг поднялся у корпуса боевого крейсера, сверкнул в свете палубных огней изумительной радугой.

— Номер первый поразил цель! — донесся из переговорной трубы торжествующий голос Хорстхаузена.

И тут же, как только первый фонтан осел, прогремел второй взрыв.

— Номер второй поразил цель!

А потом и третий фонтан взлетел высоко в воздух рядом с ними.

— Номер третий — по цели!

Пока Курт продолжал наблюдать, как смешиваются, оседают и улетают по ветру брызги, большой корабль продолжал идти как ни в чем не бывало.

— Цель теряет скорость! — торжествовал Хорстхаузен. — Меняет курс на правый борт!

Подбитый корабль начал широкий бессмысленный поворот по ветру. Пускать кормовые торпеды не имело смысла.

— Лейтенант Хорстхаузен, на мостик! — произнес в трубу Курт.

Это была награда за отлично выполненную работу. Курт знал, с какой жадностью молодой лейтенант будет рассказывать другим офицерам обо всех подробностях потопления. Память об этой победе будет поддерживать их в долгие дни и ночи лишений и трудностей, что ждали их впереди.

Хорстхаузен выскочил из люка и встал плечом к плечу со своим капитаном, всматриваясь в их гигантскую жертву.

— Он остановился! — воскликнул лейтенант.

Британский корабль застыл на воде, как скала.

— Подойдем ближе, — решил Курт и передал приказ рулевому.

U-32 поползла вперед, подпрыгивая на пенных волнах и держа на поверхности только боевую рубку; подлодка сокращала расстояние медленно и осторожно. Орудия крейсера могли еще оставаться наготове, и одного удачного выстрела хватило бы для того, чтобы пробить дыру в обшивке субмарины.

— Прислушайтесь! — внезапно приказал Курт, поворачивая голову, чтобы уловить слабые звуки, донесшиеся до него сквозь гул ветра.

— Я ничего не слышу.

— Стоп машины! — приказал Курт.

Вибрация корпуса и гул дизельных моторов прекратились. Теперь можно было слышать лучше.

— Голоса… — прошептал Хорстхаузен.

Это был жалобный хор, донесенный до них ветром. Крики отчаявшихся людей нарастали и ослабевали с порывами ветра, их время от времени подчеркивал пронзительный вопль тех, кто падал или прыгал с верхней палубы.

— Он сильно кренится…

Они уже находились достаточно близко для того, чтобы видеть корабль на фоне звезд.

— Погружается носом…

Огромная корма поднималась из темноты.

— Быстро тонет… очень быстро.

Они слышали треск корпуса, когда внутрь врывалась вода, ломая и искривляя обшивку.

— К прожектору, — приказал Курт.

Хорстхаузен повернулся и изумленно уставился на него.

— Вы слышали мой приказ?

Хорстхаузен опомнился. Это противоречило всем инстинктам подводника — так нагло выставлять себя напоказ врагу, — но он подошел к прожектору.

— Включить! — приказал Курт, поскольку лейтенант продолжал колебаться.

Длинный белый луч пронесся на полмили над бурным морем, пронзив темноту. Он ударился о корпус корабля — и отразился от ослепительной белизны.

Курт бросился через мостик и плечом оттолкнул лейтенанта от прожектора. Он схватился за рукоятки и повернул луч в одну сторону, в другую, щурясь от сияния белой краски; он лихорадочно искал… а потом застыл, и его пальцы изогнулись, как когти, на рукоятках прожектора.

В безупречно ровном круге света возникли алые перекладины креста, начертанного на борту, — как руки распятого человека…

— Матерь Божья, — прошептал Курт. — Что я натворил?

Холодея от ужаса, он медленно провел лучом вдоль корпуса корабля. Палубы уже резко наклонились в его сторону, и он видел людей, скользивших по доскам в попытке добраться до спасательных шлюпок, висевших снаружи. Некоторые тащили носилки или вели спотыкавшиеся фигуры в длинных больничных халатах, и их крики и мольбы сливались в хор, похожий на хор растревоженных на рассвете птиц.

Пока Курт наблюдал, корабль внезапно резко наклонился вперед еще сильнее, и люди на палубах посыпались на поручни. Потом по одному и целыми группами стали падать за борт.

Одна из спасательных шлюпок сорвалась и ударилась о воду рядом с корпусом, тут же перевернувшись вверх дном. Люди продолжали падать с верхних палуб. Курт сквозь ветер слышал их слабые крики, видел маленькие фонтаны белых брызг там, где они падали в воду…

— Что мы можем сделать? — прошептал рядом с Куртом Хорстхаузен.

Он вместе с капитаном следил за лучом прожектора, его бледное лицо исказилось от ужаса.

Курт выключил прожектор. После яркого света темнота показалась сокрушительной.

— Ничего, — ответил он. — Мы ничего не можем сделать.

Он повернулся и медленно пошел к трапу.