Ему понадобилось немалое усилие, чтобы приняться за дальнейшее. Он освежевал львиную тушу и растянул сырую шкуру между двумя высокими молодыми деревцами мопане шерстью вверх. Лошади нервничали и шарахались, чуя запах льва, но он успокоил их и соорудил носилки-волокушу из прямых крепких веток, привязав их к вьючной лошади; потом осторожно поднял бесчувственное тело Сантэн, завернутое в куртку, уложил на носилки и надежно привязал к ним полосами коры мопане.
Неся заснувшего младенца в сумке и ведя в поводу вьючную лошадь со скользящими за ней носилками, он медленно направился к фургонам. Лотар рассчитал, что идти туда придется целый день, а теперь уже было далеко за полдень, но он не мог ускорить шаг, не рискуя повредить лежавшей на носилках девушке.
Незадолго до заката Шаса проснулся и завыл, как голодный волчонок. Лотар остановил лошадей и положил его к матери. Но через несколько минут Шаса уже снова разочарованно выл и брыкался под курткой, вынуждая Лотара принять трудное решение.
— Это для ребенка, а она никогда не узнает, — пробормотал наконец он.
Он приподнял полу куртки и далеко не сразу решился прикоснуться к девушке столь интимным образом.
— Простите меня, пожалуйста! — сказал он ничего не сознающей Сантэн.
И взял в ладонь ее грудь. Вес, тепло и ощущение бархатной кожи ударили по его мужским чувствам, но Лотар постарался не обращать на это внимания. Он сжимал и мял грудь, а Шаса отчаянно вертелся и чмокал губами рядом с его рукой; наконец Лотар качнулся назад на пятках и снова укрыл Сантэн курткой.
— Ну и что нам теперь делать, парень? У твоей мамы пропало молоко. — Он поднял Шасу. — Нет, не пытайся сосать мой палец, приятель, боюсь, ничего из него не высосать. Придется нам остановиться здесь, пока я сбегаю за покупками.
Он наломал веток колючего кустарника и выложил их кольцом, чтобы отпугнуть гиен и других хищников, а в центре разжег большой костер.
— Тебе придется пойти со мной, — сообщил он шумному младенцу.
И, повесив сумку с ребенком на плечо, отправился на поиски на охотничьей лошади.
Он быстро нашел стадо зебр, за ближайшими камнями. Прячась за лошадью, он легко подошел к ним на расстояние выстрела и выбрал самку с маленьким жеребенком. Он выстрелил ей точно в голову, и та сразу упала. Когда Лотар подошел к зебре, жеребенок отбежал на несколько ярдов, но тут же повернул обратно.
— Прости, дружок, — сказал ему Лотар.
У сироты не было шансов выжить, так что пуля в голову стала просто актом быстрого милосердия.
Лотар опустился на колени рядом с убитой кобылой и раздвинул ее ноги, открывая набухшие черные соски. Он сумел нацедить половину фляжки теплого молока. Оно было жирным и сразу покрывалось густыми желтыми сливками. Лотар наполовину разбавил его теплой водой и опустил в смесь свернутый хлопковый лоскут, оторванный от рубашки.
Шаса негодовал, брыкался и отворачивался, но Лотар настаивал:
— Извини, ничего другого в меню нет.
Шаса вдруг сообразил, в чем дело. Молоко стекало по его подбородку, но часть попадала и в горло, и малыш нетерпеливо визжал каждый раз, когда Лотар отбирал у него тряпичную соску, чтобы снова обмакнуть ее в молоко.
Эту ночь Лотар спал, прижимая к груди Шасу, и проснулся перед рассветом, когда ребенок потребовал подать ему завтрак. Молоко зебры еще оставалось. К тому времени, когда Лотар накормил мальчика, а потом помыл его теплой водой, солнце уже взошло. Когда Лотар наконец опустил малыша на траву, тот устремился на четвереньках к лошадям, восторженно визжа.
В груди у Лотара возникло особое чувство, какого он не испытывал со времени смерти своего сына; он посадил малыша на спину лошади. Шаса болтал ногами и заходился смехом, а охотничья лошадь пятилась и принюхивалась к нему, насторожив уши.
— Ты станешь наездником еще до того, как научишься ходить! — смеялся Лотар.
Но когда он подошел к носилкам и попытался осторожно разбудить девушку, его опасения усилились. Она все еще была без сознания, хотя стонала и поворачивала голову из стороны в сторону, когда Лотар касался ее ноги. Нога распухла и посинела, свернувшаяся кровь чернела на швах.
— Боже мой, что же делать?.. — прошептал Лотар.
Но когда он осмотрел бедро в поисках признаков гангрены, он ничего не увидел.
Однако было и другое неприятное открытие: Сантэн нуждалась в таком же уходе, как ее сын.
Лотар быстро раздел ее. Брезентовая юбка и накидка были ее единственной одеждой, и Лотар изо всех сил старался сохранять медицинское бесстрастие, глядя на нее.