Свет костра играл на простоватом, слегка морщинистом лице Анны, и Гарри наблюдал за ней с чувством покоя и близости. Обычно женщины вызывали у него страх и чувство неполноценности, и чем красивее или утонченнее они были, тем сильнее он их боялся. Он давно уже смирился с тем фактом, что он импотент, обнаружив это уже во время своего медового месяца, и язвительный смех его молодой жены до сих пор, даже тридцать лет спустя, звучал в его ушах. И он никогда более не давал какой-нибудь женщине повода снова посмеяться над ним — и его сын на самом деле не был ему сыном, за него постарался брат-близнец, — так что, перевалив рубеж в пятьдесят лет, Гарри оставался девственником. Время от времени, вот как сейчас, он об этом думал, и этот факт вызывал у него легкое чувство вины.
Гарри с усилием отбросил в сторону такие мысли и постарался вернуть себе чувство довольства и покоя, но теперь он ощущал запах тела женщины, сидевшей рядом с ним. У них не имелось воды для купанья с тех самых пор, как они выехали из Свакопмунда, и от Анны пахло крепко. Это были запахи земли и пота и тайных женских выделений, и Гарри наклонился чуть ближе, чтобы впитать все это. Те немногие женщины, с которыми он был знаком, пахли одеколоном и розовой водой, скучно и искусственно, но эта женщина имела запах животного, сильного, теплого, здорового животного.
Он зачарованно наблюдал за ней, а она, продолжая говорить тихим низким голосом, подняла руку и отвела с виска несколько прядей седоватых волос. Под мышками у нее Гарри увидел густые темные завитки, все еще влажные от дневной жары, и, глядя на них, внезапно возбудился так сильно, что это было подобно удару в пах. Его мужской орган восстал, как ветка дерева, твердый, наполненный болью от ощущений, какие Гарри и не снились, он раздулся от желания и одиночества, от всего того, что выплеснулось из самых глубин души Гарри.
Он смотрел на Анну, не в силах пошевелиться или заговорить; и когда он не ответил на один из ее вопросов, Анна посмотрела на него — и увидела его лицо. Осторожно, почти нежно, она подняла руку и коснулась его щеки:
— Думаю, минхеер, пора спать. Желаю вам спокойной ночи и приятных снов.
Она встала и, тяжело шагая, ушла за брезентовую занавеску, что отгораживала ее спальное место.
Гарри улегся на свои одеяла, прижав руки к бокам и прислушиваясь к шороху одежды за брезентовой завесой, и все его тело ныло, как от свежих синяков. Потом из-за занавески послышалось протяжное ворчание, напугавшее его; мгновение-другое он не мог понять, что это такое. А потом сообразил, что это храпит Анна. Это был самый успокаивающий звук, какой он только слышал в своей жизни, потому что невозможно бояться храпящей женщины; Гарри захотелось заорать от восторга.
«Да я влюбился! — ликовал он. — Впервые за тридцать лет я влюбился!»
Однако на рассвете вся недолгая храбрость, которую он собрал за ночь, испарилась, и лишь его любовь осталась нетронутой. Глаза Анны опухли и покраснели от сна, ее тронутые сединой волосы покрылись кристалликами песка, принесенными ночью ветром, но Гарри смотрел на нее с обожанием, пока она не приказала ему:
— Ешьте побыстрее, мы должны выйти с первыми лучами. У меня чувство, что сегодня будет хороший день. Ешьте, минхеер!
«Что за женщина! — восторженно повторял себе Гарри. — Если бы только я обладал хоть долей такой жертвенности, такой преданности!»
Предчувствие Анны поначалу казалось обоснованным, потому что на их пути не вставали новые каменные преграды, и только открытая волнистая равнина тянулась до самого песчаного берега, она была плотной, щебнистой, поросшей соляными кустами по колено высотой. Они могли ехать по ней как по шоссе, вынужденные только сворачивать время от времени, избегая слишком густых зарослей, держась над медно-желтым берегом, и могли издали заметить любой след, оставленный на мягком песке.
Гарри сидел рядом с Анной на заднем сиденье «форда»; и когда машина подпрыгивала на неровностях почвы, их бросало друг к другу. Гарри бормотал извинения, но оставлял здоровую ногу прижиматься к бедру Анны, а она не делала попыток уклониться.
Внезапно в середине дня, дрожащего от жара, впереди на несколько мгновений возник полупрозрачный мираж, и они увидели начало дюн, встававших над равниной.
Добравшись до дюн, маленький конвой остановился перед ними. Все вышли из машин и с благоговением и недоверием уставились на новое явление.
— Горы, — тихо произнес Гарри. — Гряда песчаных гор. Нас никто об этом не предупреждал.
— Должна быть дорога сквозь них!
Гарри с сомнением покачал головой:
— Да они высотой не меньше пятисот футов!
— Идем, — решительно сказала Анна. — Поднимемся к вершинам.
— Боже мой! — воскликнул Гарри. — Но песок такой сыпучий… и так высоко, должно быть опасно…
— Идем! Пусть другие здесь подождут.