– Да, мы можем нарваться на них раз-другой, если только «Выжженные слезы» с изморцами не прижмут их к ногтю раньше. Пожалуй, единственные, кто нам рады, – это сафинандцы.
– Еще бы, у них со всех сторон горы. – Шнур скрестил руки на груди. – Они будут рады любым новым лицам, даже таким уродливым, как наши.
– Вот только я даже не знаю, идем мы в Сафинанд или нет, – заметил Скрипач. – Судя по картам, он сильно севернее прямого маршрута через Пустошь.
Шнур что-то буркнул.
– Ох, не нравится мне мысль соваться в место под названием «Пустошь». Что такого в этом Колансе? Что движет адъюнктом? Мы идем воевать с очередным обидчиком Малазанской империи? Так пусть Ласиин сама разбирается – мы ей ничего не должны.
Скрипач вздохнул.
– Я не собираюсь разжевывать мотивы адъюнкта, Шнур. А додумывать тем более бесполезно. Мы – ее армия. Куда она, туда и мы…
– Зачем? – выпалила Уголек. – Послушайте, мы с сестрой чуть не подохли с голоду в летерийских казематах, ожидая казни. Возможно, все вы тут считаете, что изгнать тисте эдуров и их безумного императора было охренеть как нужно, но сколько морпехов погибло, а сколько лишь чудом остались живы! Если бы не Клюв, никого бы из вас тут не было, но его больше нет. А теперь еще и Синн пропала. Остался один Высший маг и все, но насколько он хорош? Вот скажи, Скрипач, умеет Быстрый Бен то же, что и Клюв?
Скрипач расстегнул и снял шлем. Почесал слипшиеся от пота волосы.
– Быстрый Бен работает иначе. Раньше он все делал исподтишка, но Вал говорит, что в последнее время все изменилось – наверное, после Черного Коралла…
– Где вырезали всех «Мостожогов», – встрял Шнур. – Прекрасно.
– Он тут ни при чем. В конце концов, мы все видели, как он дал отпор магам эдур у побережья Семи Городов. А потом в Летерасе прогнал целого дракона…
– Уверен, тут не обошлось без «руганей», которые напихали ему в ноздри, – пробормотал Шнур.
Геслер издал горький смешок.
– Скрип, мы не сержанты-«Мостожоги». Думаю, это и так ясно. Ты можешь представить, чтобы Скворец, Ломоть, Хватка и остальные ныли по любому поводу, как мы тут? Я не могу, хотя даже не был с ними знаком.
Скрипач пожал плечами.
– Я тогда не был сержантом, поэтому наверняка сказать не могу. Но что-то мне подсказывает, переживали они тоже немало. Не забывайте, что с Чернопесьего леса до самого Даруджистана кто-то из имперского руководства хотел их истребить. Да, возможно, у них не было поводов жаловаться на Дуджека Однорукого, однако при этом они едва ли были в курсе замыслов Верховного Кулака – это не их дело.
– Даже если из-за этого «дела» им погибать? – спросила Уголек.
Скрипач рассмеялся, грубо и неприятно.
– У командира свои дела, у них – свои. Худ тебя дери, Уголек, адъюнкт нам не мамка. Она – воля, а мы – кулак. И иногда кулак кровоточит, особенно когда врежешь им врагу по морде.
– Это из-за зубов, – добавил Геслер. – Точно вам говорю.
Но Уголек не унималась.
– Если мы будем знать, во что ввязываемся, у нас будет больше шансов выжить.
Скрипач резко поднялся и грохнул об землю шлемом; тот отскочил и укатился прямо в потухшее костровище.
– Ты не понимаешь? Речь не о выживании!
Слова прозвучали предсмертным хрипом умирающего, и сержанты невольно отшатнулись. Даже у Геслера расширились глаза. Улучив момент, ящерка выскользнула у него из рук и была такова.
Повисло испуганное молчание. Скрипач тихо зарычал и вцепился себе в бороду, избегая встречаться глазами с собравшимися.
– Да уж, – сухо произнес Шнур, – видать, чтение было такое, будто Худ помочился.
Скрипач хрипло выдохнул.
– Не помочился, Шнур, а хренов потоп устроил.
Следующие слова Уголька удивили всех:
– Отлично, с этим разобрались. Теперь поговорим, как слепить из наших солдат кулак, которым адъюнкт могла бы начистить рожу самому́ Худу.
Лежавший в кустах Горлорез попытался сглотнуть, но не смог. Во рту и в горле так пересохло, что того и гляди чихнет пламенем. Убийца бранил себя за любопытство и, чего греха таить, желание выделиться перед сослуживцами. Ему нравилось выглядеть хитрым и всезнающим, но он не любил показухи и предпочитал на самом деле что-то знать.
Что ж, вот и узнал.