Пыль грез. Том 1

На западе сгущались тучи, но слишком далеко, чтобы по их поводу беспокоиться. Они не двигались в эту сторону, а раскаты грома сквозь плотные подошвы расшитых бисером мокасин не ощущались. Когда мимо, поджав хвосты, засеменила стайка лагерных собак, Секара с удовлетворением посчитала, что этот страх внушила им она.

Хетан отдыхала в юрте, наблюдая, как ее пухлый карапуз возится вокруг огромного боевого пса, лежащего на дешевом акриннайском паласе – пришлось выменять у заезжих торговцев, когда стало ясно, что ребенок и пес друг без друга не могут. Она не переставала поражаться, как пес – крупный даже по меркам баргастов, восьми или девяти лет, покрытый множеством шрамов и давно заслуживший главенствующее положение среди других лагерных собак – терпит все эти тычки, пинки и щипки. До сих пор еще ни одно баргастское семейство не пускало уличных животных в юрту, но это была еще одна странная мужнина вольность. Пес имел право делать с уродливой чужеземной тряпкой что угодно, но дальше не заходил. Он прекрасно понимал границы проявленного к нему госте– приимства.

– Только попробуй полезть в постель, – вполголоса пригрозила Хетан; пес тут же навострил уши, – я тебе голову размозжу.

Конечно, вздумай она поднять руку на пса, первым завоет ее сыночек.

Отодвинув полог и нагнувшись, в юрту вошел Тлен.

– Погляди на своего сына, – пожаловалась ему Хетан. – Он вот-вот выколет зверюге глаза, а та ему отхватит руку, если вообще не разорвет.

Муж бросил взгляд на младенца, но было ясно, что ему сейчас не до этого. Он молча пересек пространство юрты и взял свой завернутый в меха кремневый меч.

Хетан встрепенулась.

– Что такое?

– Пока не знаю, – был ответ. – Сегодня была пролита баргастская кровь.

Хетан вскочила на ноги (пес вскинул голову и прижал уши) и, подхватив ножны с тесаками, вышла вслед за Тленом.

Снаружи она не увидела ничего необычного, если не считать озабоченности, с которой ее муж двигался на запад по главной дороге, рассекавшей лагерь надвое. Хетан не сомневалась, что у такого поведения есть причина – Тлен сохранил некоторую чувствительность, присущую т’лан имассам, одним из которых он когда-то был. Хетан пристроилась рядом и попыталась что-то прочесть на его лице, но увидела только глубокую печаль и напряженные морщины на лбу. Воины, мимо которых проходил вождь с женой, увязывались следом.

– Одно из племен на отшибе?

Тлен поморщился.

– Хетан, в этом мире нет места, куда не ступала нога имассов. Куда я ни взгляну, я всюду вижу их следы, напоминания о седой древности, которые заволакивают мой взор, как туман.

– Это тебя ослепляет?

– Я думаю, это ослепляет всех нас. Не дает увидеть правду.

Хетан сомневалась, что правильно поняла его слова.

– Какую?

– Мы были не первые.

Этот ответ заставил Хетан похолодеть до самых костей.

– Мы нашли нашего врага, Тлен?

Вопрос его, похоже, удивил.

– Возможно. Хотя…

– «Хотя» – что?

– Хотя надеюсь, что нет.

Когда Тлен с Хетан дошли до западной окраины лагеря, за ними собрались не менее трех сотен воинов. Все молчали, но явно к чему-то внутренне готовились, хотя даже не подозревали о намерениях своего вождя. Меч Тлена уже давно превратился в своего рода знамя и приобрел статус символа: если Онос Т’лэнн взялся за свой смертоносный клинок, пусть и с неохотой, значит, близится война и кровь.

Горизонт скрывала черная полоса, готовая поглотить солнце.

Тлен смотрел на эту полосу.

За ними, бряцая оружием, продолжала собираться толпа, но никто не проронил ни слова.

– Эта гроза – волшебная? – тихо спросила Хетан мужа.

– Нет, Хетан, – ответил он после долгого молчания.

– И все же…

– Да. И все же.

– Ты ничего мне не расскажешь?

Затравленный взгляд Тлена не на шутку ее напугал.

– А что я должен рассказать?! – не сдержав злости, выпалил он. – Полтысячи баргастов мертвы. Убиты за двадцать ударов сердца. Что еще ты хочешь узнать?

Последние слова прозвучали, как удар хлыста. Задрожав, Хетан отвела взгляд.

– Значит, ты уже видел такое прежде? Скажи, Онос Т’лэнн, скажи прямо!

– Не стану.

При этих его словах все те узы, что возникли за годы страсти и глубочайшей любви, разом лопнули. К глазам Хетан подступили слезы.

– То есть все, что у нас, у нас с тобой, есть, для тебя – ничто?

– Напротив, для меня это – все. И потому я скорее вырежу себе язык, чем раскрою тебе то, что мне известно.

– Значит, мы получили ту войну, которую хотели.

– Любимая. – Тлен опустил голову; его голос дрогнул. – Дорогая, горн моего сердца, я хочу бежать отсюда. С тобой и с детьми. Бежать, слышишь? Хочу сбросить бремя лидерства – я не желаю вести баргастов в это… понимаешь?

Кремневый меч упал к его ногам; из толпы послышалось ошеломленное аханье.

Хетан отчаянно хотела обнять мужа, защитить его от всего этого, от знания, которое пожирало его изнутри. Но он окончательно закрылся.

– Я буду рядом с тобой, – проговорила она сквозь хлынувшие по лицу слезы. – Я всегда буду рядом с тобой, но ты лишаешь меня сил. Дай мне что-нибудь, муж, прошу. Хоть что-нибудь.

Тлен впился пальцами себе в лицо, как будто желал содрать с него кожу.