– Хетан, если я… Если я откажу им – твоим сородичам, – если я поведу их прочь отсюда, прочь от предначертанной судьбы, исполнения которой вы так жаждете, ты правда веришь, что они пойдут за мной?
–
Тлен опустил руки и, глядя на бурю, блекло улыбнулся. Эта улыбка пронзила Хетан сердце.
– Предлагаешь мне стать трусом, которым я так хочу быть? Поверь, любимая,
Сколько признаний могут так сокрушить мужчину? Еще мгновение назад казалось, что сильнее уже некуда.
– Что ты будешь делать? – спросила Хетан, полагая свое участие во всем это оконченным.
– Отбери мне сотню воинов. Моих злейших соперников и критиков.
– Почему так мало? Разве сотни хватит для боевого отряда?
– Врага мы не увидим; только то, что он оставил после себя.
– Ты разожжешь в них гнев и тем самым привяжешь к себе?
Тлен скривился.
– Любимая, ты меня не поняла. Я хочу разжечь в них не гнев, но страх.
– Можно ли мне идти с тобой, супруг?
– И бросить детей? Нет. Кроме того, скоро вернутся Кафал с Таламандасом. Задержи их в лагере до нашего возвращения.
Не говоря больше ни слова, Хетан спустилась к застывшей толпе. Соперники и критики? Найти их не составит труда. И даже не сотню, а целую тысячу.
Дым от костров серым саваном укрывал погруженный в сумерки лагерь. Сотня воинов, ведомых Оносом Т’лэнном, один за другим быстро растворялись в темноте.
Хетан провожала их с холма. Справа топталось огромное стадо бхедеринов, сбиваясь в кучу перед сном. Хетан ощущала жар их тел и видела вздымающиеся над ними клубы дыхания. Она не ожидала, что скотина будет так спокойна в ее присутствии. Возможно, пробудился древний инстинкт, что присутствие двуногих отгоняет волков и прочих хищников. В чем в чем, а в забое бхедеринов баргасты были весьма деликатны, предварительно отделяя жертву от остального стада.
Так же разделились и сами баргасты, но вовсе не по причине чьего-то враждебного умысла. Нет, это сделали они сами. Мир – самый опасный яд для тех, кто с рождения учился воевать. Кто-то убивал время в праздности, кто-то искал врагов среди ближних. «Воин, направь свой взор вовне», – гласит древняя баргастская пословица, рожденная из горького опыта, не иначе. Еще одно доказательство, что за многие поколения мало что изменилось.
Хетан отвела взгляд от бхедеринов, но колонна уже окончательно растворилась в ночи. Тлен не стал тянуть и сразу пустил воинов скорым маршем, пожирающим лигу за лигой, благодаря которому отряды баргастов сокрушали зазевавшихся врагов. И даже так ее муж мог с легкостью их обогнать. Вот уж на что достойный способ посрамить соперников!
Размышления о сородичах, особенно по соседству со стадом в две с лишним тысячи голов бхедеринов, сбившихся в неподвижную кучу, угнетали, да еще в юрте ждали близняшки. Хетан знала, что в ее отсутствие они не ссорятся – все-таки девочкам нужно внимание, – а потому не торопилась назад. Она еще не отошла от моральной трепки, которую ей задал Тлен.
Ей отчаянно, до боли в груди не хватало общества брата.
Взгляд Хетан привлекло болезненное свечение изумрудных Царапин на юге, которые словно разрывали ночное небо на части. Так легко во всем видеть зловещие знаки – старейшины уже многие месяцы причитали и предостерегали, и Хетан вдруг подумала, а не слишком ли скоро они отвергли эти предостережения, списав их на обыкновенное стариковское брюзжание. Ей сдавило горло. Живущим свойственно считать перемены предвестником катастроф, не видя иронии в том, что перемены неизбежны.
Однако некоторые знамения оказывались истинными. И перемены, бывало, приводили к натуральным катастрофам, а копание в улегшемся песке давало мало удовлетворения.
А потом тянемся за мечом.
Хетан сплюнула в темноту. Этой ночью она хотела возлечь с мужчиной, причем даже неважно с каким. Просто так она привыкла сбегать от мрачной реальности.