Пыль грез. Том 1

В детстве Таксилиец слышал много рассказов о героях – высоких, суровых воителях, которые служили образцом честности, преданности и порядочности. Однако чем дальше шло повествование, тем в больший ужас приходил Таксилиец, узнавая, что на пути к праведной (по их мнению и мнению мира) цели эти герои убивают бессчетное множество невинных. Ведь их правота не подлежит сомнению, а желание жертв сохранить жизнь представляется как нечто плохое.

А если изобрести моральную машину, будет ли она столь однобокой? Или законы механики заставят ее придерживаться тех же принципов, что она навяжет всем другим разумным существам? Лишенная двуличия, она будет править в высшей степени справедливо.

То был, без сомнения, юношеский максимализм. Теперь таксилиец понимал: такая машина быстро придет к выводу, что единственно разумное решение – полностью истребить всякую разумную жизнь. Разум ограничен – и, возможно, всегда таким будет, – а значит, несовершенен. Не способен отличить даже собственную ложь от правды. При взвешивании они имеют одинаковый вес. Ошибки и злой умысел определяются намерением, а не результатом.

А потому всегда будет насилие, конфликты, недальновидная глупость, разгильдяйство и озлобленность. История сплошь состоит из того, к чему это все в конечном счете привело.

И все же. И все же. Внутри дракона – город, который выжил, даже когда на его улицах стихли последние отголоски жизни. Самое его существование есть торжество.

Таксилиец верил – точнее, очень хотел верить, что обнаружит здесь вечную истину. Встретится лицом к лицу с моральными устоями. И сцена жертвоприношения к’чейн че’маллей в первом зале, о которой так причитала Асана, вдруг обрела смысл. Машинный разум пришел к единственно возможному выводу – и свершил единственно возможное правосудие.

Если пробудить машину еще раз, в мир наконец вернется совершенство.

Таксилиец, конечно же, не ощущал, какой ужас испытывает призрак от подобных мыслей. Справедливость, лишенная сострадания, не знала морали – она убивала без угрызений совести.

Пусть решает природа, силы которой неподвластны даже богам. Если тебе нужна вера, Таксилиец, так верь в это. Природа нетороплива, но она всегда приходит к равновесию – и никто не в состоянии остановить этот процесс, ибо он есть часть самого́ времени.

И призрак вдруг осознал, что вопрос времени крайне его заботит.

Они вышли в просторные палаты, уставленные чанами, в которых росли грибы и неизвестные растения, не нуждавшиеся в свете. Тут и там они натыкались на гнезда чешуйчатых крыс – ортенов, – которые с верещанием разбегались от резкого света.

Ярусы спальных помещений, сборочные цеха, храмы. Рабочие места и низкие пространства непонятного назначения. В них – стопки полностью идентичных металлических листов, что свидетельствует о чудовищной точности. Арсеналы с расставленным вдоль стен загадочным оружием. Продовольственные склады, ле́дники с развешанным на крюках разделанным и замороженным мясом. Ниши, где разложены рулоны ткани, кожа и чешуйчатые шкуры. Помещения, полностью уставленные стеллажами с выдолбленными тыквами.

Перед ними и вправду был целый город.

Однако Таксилиец, словно одержимый, продолжал вести всех наверх.

Вспыхнул бунт. Вооруженные островитяне бушевали по всему побережью, а толпы мародеров устремились в леса, грабя и истязая самых бедных беженцев во временных лагерях. Повсюду убивали и насиловали, а воздух вспыхивал алым от пожаров. На исходе ночи огонь перекинулся на лес, и еще многие сотни либо сгорели заживо, либо задохнулись в дыму.

Йан Товис вывела всех шайхов на каменистый берег, и на такую толпу убийцы кидаться не решались.

Бывшие заключенные Второго Девичьего форта не обрадовались слухам – правдивым, к сожалению, – будто королева Сумрак готовится вести их в неизведанный мир, в царство тьмы, дорогой без конца. И если она вдруг собьется с пути, то все они навеки останутся в пустыне, которая никогда не знала ни света, ни благословенного тепла солнца.

Среди шайхов укрылись и несколько тысяч мирных жителей острова. Остальные умирали и убивали друг друга среди серого дыма и бушующего пламени. Йан Товис смотрела на разоренный склон с жутковатыми обгорелыми деревьями и разрушенными хижинами; ее лицо покрывал слой сажи и пота, глаза слезились от дыма. Королева пыталась набраться смелости, найти в себе силы командовать. Она ощущала полное изнеможение как в костях, так и в душе. Жаркий воздух волнами накатывал на нее, осыпая золой. Отовсюду, прорываясь сквозь недовольный ропот разрозненных голосов, доносились отдаленные вопли.