Пути и маски

Сила, которая здесь властвовала, была перебором даже для Альена. Хаос у него внутри исступлённо рычал, впитывая её; жестокость, когда-то творившаяся вокруг, была для него изысканным лакомством. Десятки отобранных жизней — заговорщиков, нападавших на Рюй воинов, рабов-смутьянов, вельмож-соперников, да мало ли кого ещё?… Десятки безголовых тел, проглоченных морем.

Что думают русалки, наталкиваясь на них, — если вообще думают? Злятся ли они от отвращения к людям? Или им просто всё равно, как самому морю?

Столбик под последним черепом — крупным, миншийского типа — оказался полым. Альен наклонился, уже предполагая содержимое.

Тусклое мерцание давно не чищенных драгоценностей. Сваленные в кучу ожерелья, кулоны, браслеты и кольца на любой вкус — горка блеска и роскоши в духе Люв-Эйха. После сокровищницы Гха'а это не особенно впечатлило Альена, но он не мог не заметить руку мастера.

А ещё — то, что именно украшения источали тёмное колдовство.

Альен сел на корточки. Стараясь не прикасаться к черепу, запустил внутрь руку и нащупал то, что искал — матово-серебристое, круглое и тяжёлое. Вытащил, слушая собственное сердце и дыхание — ровно, так ровно, точно совсем ничего не произошло.

Он держал в руках утонувшую диадему Хелт. То есть, конечно, её точную копию.

Отсюда он слышал, как встревоженно шепчутся Ривэн и Бадвагур. При желании мог бы и разобрать слова, но не стал.

Задержав дыхание (теперь гниль почему-то казалась вдвойне невыносимой), Альен нажал потайную кнопочку в оправе, и прозрачный, точно слеза, камень так же легко отошёл. Но за ним не было зеркала — лишь гладкая серебряная ямка.

— Нам пора, господин мой! — умоляющим голосом позвал Ван-Дир-Го — ему явно не терпелось уйти.

Альен поднялся и на прощание коснулся чуть шершавого, как яичная скорлупа, места у глазницы. Вот и всё, что осталось от гениального, похоже, ювелира — и умелого тёмного мага. Который успел, однако, чем-то не угодить Люв-Эйху. Скорее всего, тем, что начал якшаться с Хелт и тауриллиан вопреки его интересам. Наместник тогда, вполне возможно, ещё был предан королю, а держать неверных и недовольных среди рабов не привык.

Все годы, прожитые сыном Сен-Ти-Йи, пёстрой вереницей пробежали в сознании Альена — как горная речка в окрестностях Кинбралана бежала весной, разламывая лёд. На редкость способного мальчика, перепродав, отдали в обучение мастеру на каком-нибудь из северных или западных островов Минши; ювелирное дело там процветает. Потом — долгий кропотливый труд, ноющие глаза и пальцы, муки просыпающейся магии…

Где они пересеклись с Хелт — в Долине Отражений? Или, может, маг-ювелир много путешествовал и бывал в Альсунге?

Мог ли и Фиенни знать его?…

А впрочем, какая уже разница. Бессловесные кости… А тот искусный механизм, который пустили в дело, давно в иле и морском песке.

Уходя, Альен всё-таки забрал диадему — сам не зная, зачем.

* * *

Странная тяжесть скрутила его по дороге к дому Люв-Эйха. Поразмыслив, Альен понял, что слишком многого ждал от Особой коллекции. Неизвестно отчего ему вздумалось, что там найдутся важные ответы и восстановятся утраченные связи. Однако вопросов лишь стало больше — совсем как после Овражка, Гха'а, Кинбралана, встречи с боуги и весёлой ночи в компании Дии-Ше…

Альен шёл, подушечками пальцев растирая пыль от черепа (ведь просто пыль, как любая другая), и чувствовал, как неуклонно тает в нём даже радость от встречи с Бадвагуром и Ривэном, от того, что с ними всё в порядке.

Кажется, что теперь и на нём такой же пыльный осадок… Так много законченных историй, а начала с концами наводят одинаковую тоску.

В доме Наместника горели все окна и стоял ропот толпы рабов — негромкий, он едва заглушал далёкое шуршание моря. Окинув хозяйским взглядом все эти маски, Альен всё же ощутил нечто вроде гордости: выглядело впечатляюще и куда грознее настоящего маскарада.

Интересно, от отца или от Отражений досталось ему это глупое пристрастие к внешним эффектам?…

— А вот и зачинщик, — проговорил Люв-Эйх. К его чести, совершенно спокойно. В коконе из шёлковых простыней — пурпурных и молочно-белых — толстяк напоминал сахарную голову. Кое-кто из рабов-подростков, по-видимому, подумал о том же и нервно захихикал в углу.

Наместник Рюя лежал на широкой низкой кровати (Альен слышал, что в Минши только шайхи, и то не все, имеют право на такую роскошь вместо циновки), связанный; не меньше десятка рабов (и зачем было набиваться такой толпой?…) рассыпались по покоям и смотрели на Альена в ожидании. Охотничья свора Горо, должно быть, именно с такой преданностью блестит на него глазами в золотистый осенний день.

— Доброй ночи, господин Наместник, — созерцая всю картину, почти искренне пожелал Альен. — Да озарит эти покои милость Прародителя… Если ты, конечно, веришь в него.