Путевой блокнот

Но это дерево было каким-то уж очень крупным. К тому же из его могучей кроны, немного не доставая до земли, свисала веревочная петля. Видимо, где-то наверху была устроена площадка для дозорных – с холма открывался замечательный вид на окрестности. А веревка, надо полагать, предназначалась для скоростного спуска вниз.

А затем среди палой листвы я разглядел характерные листья-тарелки орехового дуба и понял, что передо мною предстал тот самый неудачный эксперимент с высадкой ореха от разумного исполина на чужой планете. Дед и отец Александры когда-то работали агрономами в этом дендрарии. Но живая планета не позволила разгореться искре чужеродного разума внутри себя. Поэтому мыслящее дерево так и осталось не более чем деревом – свидетелем очередной неудачи Странника.

Впрочем, орехи у безмозглого гиганта оказались довольно вкусные и сытные – ими были усыпаны все склоны холма. Местная живность орехи не растаскивала, поскольку их скорлупа была очень прочной, и разбить ее можно было лишь с помощью камня и обуха топора. Абзац набрал целую кучу, набив ими все свободные карманы в рюкзаке, – по его заверениям, орехи у гремлинов являлись чем-то вроде разменной монеты. Ну что ж, каков народ по уровню развития – такова и его денежная единица. До криптовалюты им еще до-олго расти.

Теперь – в путь. Дорогу искать не пришлось – она проходила прямо у подножия холма. Вдали, за холмами, поднимались в небо столбики дыма – там явно находилась деревня. Другая деревня, расположенная за лесной рощей, была заметно ближе – ветер, дувший из долины, приносил запахи готовящейся еды, стук топора в лесу и лай собак.

Доковылял я до деревенской околицы лишь затемно. Пару раз меня обгоняли спешившие домой поселяне, но их реакция от встречи с незнакомцем меня сильно озадачила. Первый, парнишка лет двадцати, верхом на пегой кобыле – лишь приветственно махнул рукой и унесся куда-то по своим делам. Второй, плечистый лесоруб, везущий в деревню телегу с дровами, лишь мазнул по мне нахмуренным взглядом. А вот на моем серокожем спутнике этот взгляд задержался надолго.

Наконец третий селянин, которого мы повстречали в сумерках уже у самой деревенской ограды, поддатый краснорожий крендель лет тридцати, – пригляделся ко мне, к моей перебинтованной ноге, хрюкнул с издевкой и произнес:

– Ну что, Аграфен, допрыгался-таки? А поделом же тебе, сопляк! Не будешь лазить, куда не просят! Батогами бы тебя отходить, чтобы знал свое место!

Я так и застыл с открытым ртом, даже и не зная, что сказать. Выругавшись и сплюнув напоследок, пьяница побрел кривулями по деревенской улице, горланя непристойную песню. Абзаца он не заметил – тот спрятался в заросшей сорняками придорожной канаве. А когда гремлин вылез оттуда, то заявил в категоричной форме:

– Я туда не пойду! Там наш народ не любят! Там нас… едят!

Проследив в направлении, указанном узловатым пальцем гремлина, я ахнул: на частоколе дома у околицы, рядом с облезлой наклонившейся вывеской «Добро пожаловать в Ряшки!», висела целая коллекция гремлинских черепов. Причем парочка из них выглядели вполне свежими, и над ними кружились стаи насекомых!

– Вряд ли прям-таки едят, но… ты прав, лучше тебе в этих Ряшках не светиться, – произнес я, заметив, что в ближайших дворах, почуяв чужака, начали надрываться и рваться с цепей собаки. – Перекантуйся пока в лесу, поутру встретимся на другой стороне деревни – по моим прикидкам, там должна начинаться дорога, ведущая из предгорья в центр Меллиноровой долины.

Гремлин согласно кивнул и исчез в сумраке. А я медленно побрел по пустынной деревенской улице, мысленно гадая – где тут может быть доктор? Если он тут вообще может быть.

Но даже спросить было не у кого. Все дворы накрепко заперты, словно их обитатели готовились к осаде. При попытке достучаться изнутри доносился лишь заполошный собачий лай, перемежаемый руганью и заверениями спустить псов на незваного ночного гостя. А на деревенской площади я увидел три виселицы. Две из них были заняты «постояльцами» – над ними на перекладинах на ночевку устраивались здоровенные отъевшиеся во́роны.

Похоже, местные обитатели радушием явно не отличались. Спустя полчаса бесплодных хождений по Ряшкам я уже был морально готов к тому, что ночевать мне придется прямо на улице. А солнце, и до того невидимое за тучами, теперь уже окончательно скрылось за горами – стемнело так, что я пальцы на вытянутой руке не мог разглядеть. Ко всему прочему, снова начал накрапывать дождь, а вдалеке уже мерцали редкие всполохи молний – из низовий долины поднимался грозовой фронт.

В этот момент я услышал, как в отдалении кто-то играет и поет, и просто пошел на голос. Через пару дворов мне навстречу вырулила веселая молодая компания: три парня и четыре девушки. Двое парнишек несли в руках факелы, а третий держал в руках некий музыкальный инструмент, похожий на гитару. Играл гитарист очень неумело, но с чувством. А девчонки пели: куплеты – каждая по отдельности, а припев – все хором.

– Аграфен? Ты, что ли? – проходя мимо, произнес один из факелоносцев, вглядевшись в мое лицо.