– Да, но больше на клавесине.
Фрост улыбнулась:
– И превосходно, вне всякого сомнения. Но мне казалось, что особа с вашим темпераментом предпочла бы инструмент с большей динамикой.
– Как раз для этого и служит верхняя клавиатура, – возразила Констанс.
Фрост опять улыбнулась и допила бокал.
– Несомненно. В следующий раз я приглашу вас на ужин. У меня здесь скромный винный погреб. Не такие вина, к которым вы, полагаю, привыкли, но вполне достойные. – Она снова лукаво посмотрела на Констанс. – Вы ведь привыкли к тонким винам, правильно? И ваш клавесин, я уверена, самого высшего качества. А ваш сникерсни[56] – редкий антиквариат.
– Благодарю вас, – ответила Констанс, стараясь сдержать растущее раздражение. – Однако сомневаюсь, чтобы мой клинок был намного большей редкостью, чем тот «люгер», который вы наставили на меня вчера вечером.
Фрост равнодушно махнула рукой:
– Вино я упомянула только потому, что мы говорили о музыке. Чем старше я становлюсь, тем больше сужу о композиторах в терминах оценки вин. Моцарт напоминает мне сотерн «Шато д’Икем», сладкий и шелковистый, но более сложный, чем кажется поначалу. Бетховен похож на пти сира. Вино грубое, резкое и жесткое, но, один раз попробовав его, никогда уже не забудешь. А Скарлатти… – Она рассмеялась. – Скарлатти ближе к дешевому просекко, бурлящему пузырьками, от которых щекочет в носу.
– А Брамс? – спросила Констанс, не желая показаться невежливой, хотя ее и задела уничижительная оценка ее любимого Скарлатти.
– О, Брамс! Он как… лучшее бароло.
Фрост поднялась и направилась к буфету за новой порцией абсента. Констанс воспользовалась тем, что хозяйка повернулась спиной, потянулась к книге, лежавшей на хозяйском столике, и быстро пролистала ее.
Когда Фрост разбавила пользующийся дурной славой напиток, поднесла бокал к губам, чтобы попробовать, а затем повернулась к Констанс, та уже сидела на своем месте.
– Уверена, что вы и сами замечали за собой эту странность: чем старше становишься, тем яснее чувствуешь, что застряла в бесконечном цикле с постусловием.
– Простите, что?
Эта фраза: «Уверена, что вы и сами замечали» – заставила Констанс насторожиться.
Фрост улыбнулась:
– Во мне заговорил старый программист.
Это уже была прямая отсылка к прошлому Фрост. Констанс осознала, что ходить и дальше вокруг да около становится бессмысленно. Она помолчала, набрала в грудь воздуха и сказала:
– Мне бы хотелось побольше услышать о старом программисте.
Фрост рассмеялась, низко, хрипло и насмешливо, но искренне.
– Вот мы наконец к этому и пришли.
– К чему?
– К реальной причине вашего визита.
– Вы сами меня пригласили.
Хозяйка нетерпеливо отмахнулась от ее слов:
– Какая насмешка! Я надеялась, что вы окажетесь другой.
– Другой?
– Что вас больше интересует поддержание разговора, а не мое прошлое.
– Ваше прошлое вызывает интерес лишь потому, что вы окружили его такой тайной.
Однако пожилая дама, похоже, не слышала ее. Она смотрела мимо Констанс в какую-то неопределенную точку.
– Я верила, что однажды это может случиться, – вздохнула Фрост.
Больше она ничего не сказала, и Констанс решила подтолкнуть ее к продолжению разговора:
– Что именно?
– Что появится кто-нибудь настолько проницательный, чтобы переиграть меня в моей же собственной игре. Лет десять-двадцать назад такая пикировка показалась бы мне занятной… и даже вдохновляющей. Но я устала… устала и состарилась.
Ее взгляд вернулся к Констанс. Наклонившись вперед, она подняла бокал, осушила его и поставила обратно на чайный столик.
– Раз так, давайте покончим с этой игрой.
Странная нотка в ее голосе обеспокоила Констанс. Пожилая дама преподнесла сюрприз, оказавшись куда более бойкой и здравомыслящей, чем она ожидала.
– Вот как мы поступим, – продолжила Фрост. – Вы проницательное существо. Сделайте какое-нибудь предположение обо мне, которое, как вам кажется, может быть правдой. Если я признаю, что так и есть, вы сможете предположить что-то еще. Но если ваша догадка окажется ошибочной, наши роли поменяются и я получу право высказаться о вас на тех же условиях. Согласны?
Констанс не спешила с ответом. У нее возникло смутное ощущение, будто ее переиграли в шахматной партии. Но через мгновение она все же кивнула.
Пожилая дама откинулась назад.
– Приступайте.
– Хорошо, – ответила Констанс и задумалась. – Вам очень нравился Патрик Эллерби.
Фрост недовольно поцокала языком, словно сказанное не было достойным первого хода.
– Правда.
– Но он был своенравен. Разочаровал и даже предал вас.
По лицу хозяйки пробежала тень, но она все же кивнула:
– Правда.
Констанс взяла паузу. Она не хотела испытывать терпение Фрост банальными наблюдениями, но гадать вслепую было еще опаснее.
– По крайней мере однажды вы полностью изменили свою жизнь.
Настала очередь Фрост взять паузу.
– Правда.
– В каком-то смысле ваша натура не признает законов. Обычные правила на вас не распространяются.
Фрост помедлила и слегка покраснела.
– Правда.
– У вас глубокие научные познания, особенно в математике, физике и программировании.
– Правда.
Констанс продолжила прощупывать ее, опираясь на собственное прошлое.