– О, поверьте мне, вас зальют дерьмом гораздо раньше, агент… – Он сделал паузу, поднес к глазам бейдж, висевший на шнурке на шее Колдмуна, и снова выпустил его. – Агент Колдмун.
Потом щелкнул пальцами у себя над головой и отвернулся. По этому сигналу все его миньоны бросились к внедорожнику. Кто-то открыл дверцу, помогая ему забраться внутрь, остальные набились в другие машины.
Колдмун попытался успокоиться, сделав несколько размеренных вздохов, затем оглянулся на Пендергаста, но выражение лица напарника оставалось таким же отстраненным и невозмутимым, как всегда.
– Тоже мне, граф Дундук, – проворчал Колдмун, наблюдая за тем, как кортеж, включив мигалки, выезжает с парковки.
– Вам стоило бы познакомиться с моим другом лейтенантом д’Агостой из нью-йоркской полиции, – мягко заметил Пендергаст. – У него тоже замечательная коллекция экспрессивных выражений.
– И я еще сдерживался, – сказал Колдмун, глядя вслед уезжающим машинам. – Знаете, этому парню пошло бы только на пользу, если бы его ударило молнией.
– Всему свое время, агент Колдмун.
Колдмун резко, как на шарнирах, повернулся к Пендергасту:
– Что это значит?
– Такой высокомерный и самовлюбленный человек непременно сам организует собственное крушение.
– А если не организует? – спросил Колдмун.
– Тогда я устрою так, чтобы он попался en dasha belle[58].
– Простите, что?
– Это довольно вульгарное выражение. Позвольте мне пояснить его так: вас, вероятно, назвали Армстронгом, потому что один из ваших предков якобы убил генерала Кастера[59], правильно?
– Без всяких там «якобы».
– Как вам будет угодно. Суть в следующем: если сквайр Дрейтон сам не обесчестит свое имя, я лично прослежу за тем, чтобы он повстречал свою собственную Литл-Бигхорн.
Он не стал развивать эту мысль.
40
Уэллстоун сидел за столиком у окна в баре недавно открывшегося отеля «Телфэйр-сквер» и потягивал содовую с лаймом. Было около десяти, период затишья между давкой желающих выпить в обеденный перерыв и грядущим ночным столпотворением. Сам Уэллстоун, конечно же, остановился не здесь, а снял номер в «Марриотт риверфронт», но этот бар был самым удобным местом наблюдения за его целью, по ту сторону Стейт-стрит.
Довольно экстравагантный отель «Йе Слип» исповедовал некий обветшалый богемный шик. Очевидно, это здание пережило не одно поколение гостиничного бизнеса: из-под свежей краски на фасаде проглядывало пентименто[60] увенчанного красной короной логотипа «Бест Вестерн», а козырек удивительно напоминал «большую вывеску» винтажного «Холидей инн».
К столику подошел официант:
– Что-нибудь еще, сэр? Может быть, немного повысить октановое число?
– Я храню верность содовой, спасибо.
На какое-то время Уэллстоун зарекся пить спиртное, в особенности красное вино.
Он смотрел через улицу, ожидая, когда официант принесет ему новый напиток. Когда Уэллстоун узнал, что Барклай Бэттс с подручными поселился в «Йе Слип», то первым делом почувствовал презрение. Неужели этому нищеброду не по карману устроить своих людей на набережной? Но сейчас, сидя напротив отеля, Уэллстоун уловил некий смысл в безумии Бэттса. Как объяснил официант, номера там старые и очень большие, вполне подходящие для жаждущих выпивки и удовольствий молодых туристов с ограниченными средствами. Это означало, что Бэттс мог позволить себе снять много номеров и разместить в них свою команду, а управляющий при этом не станет возмущаться их ослиным ревом и воплями.
У отеля было и еще одно преимущество… во всяком случае, для Уэллстоуна. На внутренней парковке как раз меняли покрытие, ее перегородили и оставили без освещения. Она тянулась влево до конца квартала и была, разумеется, пустынна. В этом крыле отеля Бэттс и забронировал номера, все на первом этаже.
И пятым со стороны улицы было окно Герхарда Мюллера.
Чтобы выяснить это, Уэллстоуну не понадобились долгие поиски и наблюдения. Положение оказалось лучшим, чем он рассчитывал. Казавшиеся поначалу непродуманными планы превратились в нечто вполне выполнимое. Очень даже выполнимое.
Он не добился ничего и даже отступил на шаг в разоблачении Барклая Бэттса после недавнего изгнания Дейзи Файетт со съемок. Звериная хитрость, которую он угадывал под внешним лоском «южной красавицы», в конце концов подвела его. И теперь благодаря мошенничеству на кладбище работа Бэттса освещается еще активнее. В обычном состоянии Уэллстоун просто вернулся бы в Бостон и не стал бы тратить время на этого шарлатана. Но он все еще ощущал теплоту crème anglaise, стекающего по шее под смех Бэттса. И надо же, какая ирония! Именно унижение Дейзи, переданное во всех достойных сожаления подробностях, и подсказало ему, как можно изменить ситуацию в свою пользу.