Путь Долгоруковых

Дорога дальняя, а жилье на ней редко увидишь, все тайга да тайга; если и встретится какое русское селение, помимо татарских юрт, то живут там либо ссыльные, либо казаки да солдаты, служивые люди. Рыбино, Тара, Каинский форпост, Чаусский острог… Везде ее встречают жадные мужские глаза. Екатерина закутана в платок, неповоротлива в толстой шубе, а эти взгляды все равно пронзают ее насквозь. Женщины здесь редки, а оголодавшим без них мужчинам все едино: хоть косая, хоть рябая, лишь бы баба. И никуда не денешься, ни за кого не спрячешься! Ночевать приходится в общей избе… Екатерине становится страшно, она поневоле жмется поближе к офицеру Петру Егорову, приставленному к ней в караульщики, а тот неверно толкует ее мысли и снова начинает приставать… Скорей бы уже доехать…

Томский острог стоит над крутым обрывом, огородившись частоколом со сторожевыми башнями и опоясавшись рекой. А вокруг раскинулся большой посад с двумя площадями, деревянными торговыми рядами, каменной ратушей и церковью, слободами ямщиков, кузнецов, тележников, шорников, смолокуров… Богородице-Алексеевский мужской монастырь – вторая крепость, высится на Юрточной горе. Обитель большая, богатая, со своими крепостными, пахотными землями и рыбными промыслами. А Рождественский девичий монастырь, притулившийся в самом конце посада над Томью, совсем захирел. Никакого каменного строения в нем нет, все деревянное: церковь Рождества Богородицы об одном престоле, шесть келий и больница длиною в восемнадцать саженей и шириною в четыре, все ветхие и стоят порознь, обнесенные покосившейся оградой. Приходских дворов за ним не закреплено, а потому нет и никакого доходу. Настоятельницы – и той не имеется, только поп, дьячок да пономарь при церкви, семь старых и дряхлых монахинь, каких уже ноги не держат, а у одной и очи не видят, да четыре неимущие вдовы, которые за ними ходят. Четыре года не получали они денежного и хлебного жалованья, питаясь от подаяния мирских людей. Екатерина привезла с собой десять рублей, вырученных от продажи с торгов ее же пожитков, а на одни дрова в прошлом году издержали не меньше трех…

Пока ехали, был досуг все обдумать, какой линии держаться. Монахиней Екатерина не станет, против воли постричь ее не могут. Царицу Евдокию сколько лет в монастыре продержали и старицей Еленой нарекли, а все ж таки не заставили схиму принять и по возвращении в мир опять именовали царицей! Упорствовать надо, стоять на своем! Не вечная ведь государыня Анна Иоанновна, да и в летах… Вот только кто после нее на престоле воссядет, как ее Господь к себе призовет? Елизаветка, больше некому… Разве что племянница императрицы к тому времени успеет замуж выйти и наследника на свет произвести… А Елизаветке какой резон ее, княжну Долгорукову, из монастыря освобождать? Тогда, на обручении, руку целовала, кланялась невесте своего племянника как будущей государыне; кому такое вспоминать захочется? А может, и не видать Елизаветке короны, как своих ушей. Лишь бы не забыли про нее совсем. Переписка Екатерине запрещена, места здесь глухие… Кто о ней вспомнит, кто заступится? Наталья? Эта лишь о себе будет хлопотать да о детях своих. Овцын?… Ведомо ли ему, что с ней сталось? Его ведь вызвали в Петербург еще до ареста братьев… Но он непременно поедет через Тобольск к своей экспедиции, он спросит о ней, не может не спросить! Да, но сколько продлится это его плавание в Америку?… Во всяком случае – не поддаваться, чин монашеский не принимать!..

Архимандрит Лаврентий был в отъезде – обращал в святую веру язычников. Невелика беда: неужто так сложно девку в монахини постричь? Петру Егорову недосуг, надо обратно ворочаться, сколько можно с недотрогой этой валандаться! Благословение архиерейское и потом, задним числом получить можно. Говорите, если надо чего, и я подсоблю. Екатерину привели в часовню, Егоров толкнул ее к земле, поставив на колени, иеромонах Моисей забормотал молитвы.

– Вольно ли приступаеши ко Господу?

Екатерина молчит.

– Желаешь ли постнического жития, кротка, послушна?

Молчит.

– Терпиши ли всякую скорбь и тесноту монашеского жития, Царствия ради Небесного?

Так и не дождавшись ответа, сорвали с нее платок, иеромонах большими ножницами отхватил несколько прядей волос, покрыл ей голову епитрахилью – «Сестра наша Катерина облачится в ризу радования, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, рцем о ней, Господи помилуй», – а офицер все давил на плечи книзу. Потом сунули в руки деревянный крест с зажженной свечой. Все.

С Моисея Петр Егоров взял отпись для тобольской архиерейской канцелярии, на имя архимандрита Геннадия из Знаменского Тобольского монастыря, о том, что девка Катерина пострижена в монахини 22 декабря 1740 года. Потом отвез новую инокиню в девичью обитель и сдал с рук на руки наименее хворой монахине, которую произвели в игуменьи; проследил, чтобы его подопечной выдали рясу и апостольник, приставил к дверям ее кельи караул и ушел.