Путь Долгоруковых

– Тю, дура, а присягали зимой кому? Императрице и наследнику! Какого она указать изволит.

– Сподобил бы Господь обрести наследника мужеского полу, – вздохнул пономарь. – Хотя Анна Иоанновна и царского корня побег, а все лучше иметь над собой государя. Был бы жив молодой Петр Алексеевич…

– Его Долгоруковы отравили, – брякнула свекровь.

– Баба, знай свой гребень да веретено! – стукнул кулаком по столу Макар Захарыч. – Что ты такое мелешь?

– А за что ж их в Сибирь-то сослали?

Дуня чуть не выронила ухват с горшком каши, который только что достала из печки. Она вспомнила: ведь те молодые господа, что останавливались у них на ночлег два года назад, и были Долгоруковы! Неужели пригожий молодой барин, который едва не утоп вместе с конем, – отравитель? И брат его? И жена брата, совсем молодая барыня, красавица? Да нет, не может быть, наговоры это! Не зря батюшка осерчал.

– А вот люди бают, что не помер царь-то, – начал мужичок.

– Ну-у, мели, Емеля, твоя неделя, – махнул рукой Макар Захарыч. Но Матрена Тимофеевна залюбопытствовала:

– Как так? А где ж он тогда?

– Люди бают, ходит по свету, просит милостыню Христовым именем да смотрит, как народ живет.

– Болтай, болтай, недалеко Валдай, – уже предостерегающе произнес свекор.

– Брехня, – согласился с ним сотский.

Но рассказчика не так-то легко было унять, раз нашелся хотя бы один благодарный слушатель.

– А ты погоди, прежде послушай. Етой зимой, на Николу Чудотворца, поповский сын Гаврила да сын дьячка Григорьева пошли в село Никольское к празднику. Глядь – сидит в санях человек незнакомый, в подпитии сильном, одет как убогий, а сам осанистый и смотрит так важно. Гаврила и спроси его, что он, мол, за человек. А тот и скажи: «Зовут-де меня Петром Алексеевичем Копейкиным».

Мужичок замолчал, оценивая впечатление, произведенное своим рассказом.

– Ну и что с того? – буркнул Макар Захарыч.

– Вот и Гаврила ему не поверил, стукнул кулаком в спину и говорит: «Врешь ты, мать твою растак!» – и пошли оба прочь.

Сотский захохотал. Но рассказ, оказывается, был еще не закончен:

– А Копейкин-то этот спрашивает у человека, который его в Никольское привез: кто, мол, это был, что в спину меня ударил? Тот и отвечает: села Красного попов сын, по прозванию Гаврила. Ну, говорит, запиши его на особую бумажку. А сами поехали дальше, в деревню Селему, и там этот самый Петр Алексеич бил плетью на козле одного крестьянина, Степана Бочкова.

– Тю! Да кто ж ему позволит самоуправством таким заниматься?

– Да деревня ж то дворцовая! Вот и смекай! – И рассказчик с многозначительным видом поднял указательный палец.

Макар Захарыч даже отвернулся в сторону:

– Наш Исайка – без струн балалайка.

– А кто был тот человек, который его в Никольское привез? – подал голос пономарь.

– Про то доподлинно неведомо, только люди бают, что вроде из скита какого-то приехали.

– Это все кержаки смущают народ, – согласно кивнул головой пономарь. – Давно бы пора все скиты прикрыть, морока одна.

– Кушайте холодец, гостюшки дорогие! – спохватилась хозяйка. – Угощайтесь, а то и пироги простынут!

Выпили еще, сотский отправил в рот горсть кислой капусты и захрумкал ею. Макар Захарыч и пономарь принялись за холодец, и за столом какое-то время раздавалось лишь чавканье и кряхтенье. Но мужичок, отдав должное хозяйкиным пирогам, вернулся к своему рассказу.

– Ивана Семенова знаете?

– Земский дьячок? – спросил сотский. – Ну?

– Был он зимой по своим делам в Арзамасе и видит – ведут в канцелярию человека в железах, а за ним драгуны с палашами наголо и народу видимо-невидимо. Ну, ему, понятно, захотелось узнать, что за человека ведут. Подошел он к крестьянам, стал расспрашивать, а они бают: этот-де человек назвался царевичем Копейкиным. У него-де на груди и на руках подписано красными чернилами. Приехал он к Арзамасу и послал к воеводе: встречай-де, мол. Воевода выслал офицера с драгунами, тот привез его в Арзамас, на штабной двор, а там уж велел его оковать и теперь отправляет в Москву.

За столом воцарилось молчание. Мужичок поглядывал то на одного, то на другого, ожидая новых расспросов.

– А каким таким царевичем он назвался? – произнес сотский, поняв, наконец, чтó не складывалось в этом рассказе. – Петр Алексеевич уж не царевич был, а венчанный на царство государь.

– Так жениться он не успел, вот и царевич, – парировал мужичок.

– Эх, Ефим, толк в тебе есть, да не втолкан весь, – вконец рассердился Макар Захарыч. – Ешь пирог с грибами да держи язык за зубами!

– Ты подожди браниться, ты послушай! Народ зря болтать не станет! Объявился Копейкин этот на Николу зимнего, тогда же его в Москву повезли, а потом приказ вышел, чтоб наследнику присягать.

Ефим, довольный своим рассуждением, зачерпнул из миски еще капусты. Все остальные сумрачно молчали; в хмельной голове ум неповоротлив. Наконец гости собрались уходить; Макар Захарыч проводил их с облегчением.