Путь Долгоруковых

Да, вот еще: в Тобольск прислан новый вице-губернатор взамен покойного Ивана Васильича – Петр Иваныч Бутурлин. Что за человек – Бог его ведает, да только вряд ли станет так же лямку тянуть, чтобы губернатор Плещеев мог, как прежде, в Москве сидючи, должность свою справлять. Так что двое их теперь в Тобольске, и уж сыскали недоимки, приказы шлют, чтоб мягкую рухлядь, взятую с объясаченных остяков, присылали исправно…

Но самую неприятную новость воевода приберег напоследок, когда уж закончили обедать и за столом остались только мужчины и князь с княгиней, а сестры его удалились к себе. Не только на Турчанинова поступил донос. Два майора Преображенского полка, оба из немцев, донесли в Тайную канцелярию о непристойных словах своего командира, Василья Владимировича Долгорукова, о государыне императрице. Там суд был недолог: приговорили фельдмаршала к смертной казни, да только императрица его помиловала, вместо смерти повелела заточить в Шлиссельбургскую крепость. И племянника его Юрия Юрьевича, арестованного по тому же делу, лишили чинов и званий и отправили под караулом в Кузнецк, в вечную работу. Должно, он теперь туда и следует, как вскроются реки – объявится в наших краях.

Дверь в сени была прикрыта неплотно, и Екатерина все слышала. Юрий! Она опустилась на сундук возле самой двери, сделав сестрам, выглядывавшим из горницы, знак молчать и не шуметь, и прижала руку к груди, где бешено колотилось сердце.

– Женат он? – спросила Наталья.

– Женат ли? – раздумчиво повторил Бобровский. – Да теперь вроде как и нет. Жена молодая при отце осталась; пишут, что один следует.

Женат! Юрий женат! Екатерина почувствовала, что ей сейчас станет дурно.

– Как же так, ведь венчанные они? – недоумевала Наташа.

(«Я же вот поехала!» – звучало в этих словах.)

– Звания своего лишен – считай, что умер, – ответил голос Ивана. – Да и разве это жена – дитя еще, нашей Аннушке сверстница.

– Кто ж она?

– Марфа Сурмина, Ивана Михайловича дочь.

Иван знал! Они все знали! Юрию предложили отступное – женитьбу на богатой наследнице. И он согласился! Какие они все подлецы!

Из-под сомкнутых век Екатерины потекли слезы. Она сидела, привалившись к стене, а грудь распирало изнутри, словно там сейчас что-то лопнет.

– Катенька, голубушка, что с тобой? – Это Аннушка встала перед ней на колени, взяла за холодные руки, заглядывает в глаза.

– Отстаньте вы все от меня! – визгливым шепотом крикнула Екатерина, вырвав руки и глядя на нее диким взором. Бросилась из сеней в горницу, повалилась ничком на кровать, закусила рукав и зарыдала глухо, подвывая.

Гости, поблагодарив за угощение, собрались восвояси. Воевода первым ушел, а Петров, спустившись по лестнице, задержался, притянул к себе Ивана за рукав.

– Ты вот что, Иван Алексеич… Такое дело… Жили бы вы потише… Шарыгин летось репорт отправил в столицу, что ссоры тут у вас, слова поносные… Намедни именной указ поступил: велят вам жить смирно и от подобных слов воздерживаться, под опасением наистрожайшего содержания. Знаешь ведь: язык мой – враг мой… Добром тебя прошу, а то ведь прикажут в железа заковать – и что я сделать смогу?

Отпустил рукав и ушел.

Мишутка умаялся, а спать не спит – никак не угомонится. Наташа взяла его у няньки, сама стала баюкать, покачивая кроватку. От лампадки под божницей сеется на нее мягкий свет, и сама она похожа на Богоматерь, склонившуюся над яслями с Младенцем. Александр смотрит на нее через стол не отрываясь, загадал про себя: если почувствует, взглянет на него, то… Вошел Иван, и Наташа тотчас обернулась к нему.

Иван опустился на лавку рядом с Николаем, спиной к жене, положил руки на стол. Заглянул дворовый, кашлянул:

– Батюшка-князь к себе кличут…

– Сходи, Алеша, посмотри, что ему там, – устало попросил Иван.

Когда брат ушел, Николай первый высказал то, что не выходило из головы у них обоих:

– Как же мы теперь? На дядюшку Василья Владимировича вся надежда была… И что это за слова такие, за которые с него могли голову снять? Уж он ли государыне верен не был?

– Это все Ягужинский, гонитель наш, – произнес Иван, глядя в стол. – Чует мое сердце, его это рук дело. А может статься, что и Елизаветка государыне в уши надула, обносила всю нашу фамилию, хотя вот ее-то, курву, давно бы надо в монастырь пристроить, грехи замаливать.

– Я чаю, брат, теперь снова с обысками приедут. Книги бы те припрятать надо…

Иван повернулся к нему, положил руку на плечо:

– Вот это ты верно сказал, Николаша. Только куда?

– Приглядел я одно место на чердаке. Там можно тайник устроить, если аккуратно заделать досками, то нипочем не найдут.

– Добро.