Путь Абая. Том 1

Тихая летняя ночь пролетела быстро. Восток окрасился первым лучом новой зари, когда Абай и Ербол выехали из Жанибека.

Аул остался далеко позади. Луна уже зашла, редкие звезды бледнели и гасли. Жаворонки, взвившись над землею, ныряя и кувыркаясь, заливались звонкими трелями.

Сердце Абая трепетало обновленным чувством. Он запел полной грудью.

В песнях его, нежных и волнующих душу, была и радость, наполнявшая его грудь, и тихая грусть. Он пел, пел без конца, легко, свободно — и слова, неведомые ему до той минуты, лились, как родник, неповторимый в своем течении…

Какой дорогой он ехал? Как прошел его путь? Разве он знал это? Перед ним показались купола белых юрт… Он замолчал и повернулся к Ерболу.

Тот смотрел на него с улыбкой: разве для него было тайной то, что звенело в каждом звуке этих напевов? Абай придержал коня и обнял его.

— Не осуждай меня, Ербол… Давно я слышал о счастье, о радости, но до этой ночи я не знал, что значат эти слова. Я не изведал их, не пережил… Да что говорить тебе? Ты сам все видишь и понимаешь! Разве в этих песнях я не открыл всех тайников моего сердца?

Увидеть Тогжан ему больше не удалось. Дошли ли до Адильбека какие-нибудь слухи, или сам он стал что-то подозревать, но, вернувшись в аул и узнав о появлении Абая на вечерних играх, он разбушевался:

— Чего он к нам приезжал? Что ему надо? Был бы я здесь, он бы живым не ушел!

Абай помрачнел. На луну набежали тучи. Раздражать людей, и без того враждовавших с отцом, было опасно. Тем временем аулы откочевали с этого жайляу и расположились далеко друг от друга.

Подавленный тяжелыми мыслями, Абай чувствовал себя одиноким и несчастным; кругом стало так темно, точно кто-то задул светильник в его руках. Абай заметно похудел, как будто его мучил непонятный недуг.

Родные забеспокоились. Чтобы развлечь Абая, они решили опять послать его к невесте. Абай повиновался молча, душа его оставалась холодной и поникшей. Он поехал в Бошан в покорном отчаянии — так изгнанник едет в далекую ссылку.

Он провел там полтора месяца и вернулся с Дильдой.

Приближалось время возвращения на зимовья. Абай был слишком погружен в свои мысли и слишком долго отсутствовал, уезжая за невестой. Он совсем не знал, что происходило кругом, в его родных аулах.

Осенью Кунанбай возобновил нападения на соседей. Первой жертвой оказался Кулиншак, — Кунанбай не мог простить ему избиения своего брага Майбасара, а также и того, что в решительный час Кулиншак перешел на сторону врагов и откочевал к котибакам.

Выждав удобный момент, когда аул Кулиншака, двигаясь на свое зимовье, оказался вдали от жигитеков и котибаков, Кунанбай внезапно нагрянул на него и не постеснялся забрать у врага весь скот и ценное имущество.

Но и этого Кунанбаю показалось мало: он сумел добиться ссылки в Семиречье двоих из «пяти удальцов»— Кадырбая и Наданбая, а третьего сына Кулиншака поселил на окраине аула Жакипа как заложника. «Кулиншак избил моего сына, опозорил брата!»—говорил Кунанбай в свое оправдание. Проделав все это, Кунанбай, как всегда, собрал старейшин родов, устраивал бесконечные пиры, не щадя отборных отгульных баранов.

Когда Абай вернулся, все как будто уже успокоилось, но аулы родичей были угрюмы и молчаливы: они таили непримиримую злобу. Назревала буря.

В ВЫШИНЕ

1

Прошло несколько лет. Через год после свадьбы у Абая и Дильды родился первый сын — Акылбай, потом дочь — Гульбадан. Теперь ей было около года, и Дильда снова недомогала, ожидая третьего ребенка.

Абай все еще не мог привыкнуль к мысли, что он теперь — глава семьи. Это послужило причиной того, что Улжан взяла Акылбая к себе и растила его как сына. Мальчик уже говорил, но никак не хотел признавать Абая отцом, — Абай оставался для него «чужим», кто приходит в Большой дом только пообедать и потом исчезает. Абай и сам не чувствовал к сыну ни любви, ни привязанности: он родился слишком рано, и с его появлением на свет, казалось, ушла юность Абая.

Абаю было всего семнадцать лет, когда появился первый ребенок. Женитьбу свою он принял как неотвратимое испытание, ниспосланное богом. Отцовство, последовавшее за нею, показалось ему не то злой шуткой судьбы, не то чьим-то грубым насилием над ним самим. Для него были мукой восклицания, сыпавшиеся со всех сторон в день, когда родился Акылбай.

— У тебя ребенок!.. Вот ты и отцом стал!.. Благослови бог!.. — приставали родные, окружив Абая.

Он не знал, что делать, — краснел, смущался и наконец вскочил на коня и исчез из аула, вернувшись дней через пять, когда первые восторги родных утихли.

Абая не трогала и маленькая Гульбадан. Она тоже целые дни проводила в Большом доме у матерей, которые ласкали и лелеяли ее. Похожая на Дильду лицом и плаксивая не в Абая, эта беспокойная крошка попадала в Молодой дом только к вечеру к потом всю ночь напролет кричала, как бы стремясь хоть этим добиться внимания отца. Но тот только вздыхал.

— Ой, боже мой, ее крик заставляет вскакивать по ночам, будто жало скорпиона, вонзившееся в тело! — сетовал он. Он так и прозвал девочку: «Желтый скорпион».