Пусть это буду я

Вот взять вас и вашу сестру: сколько бы вы ни рассказывали о вашей близости и ни убеждали всех, а в первую очередь самого себя, в том, что ваше родство – наивысшая степень гармонии, сколько бы ни обманывали и не обманывались, утверждая, будто она была частью вас самого, все это неприятная и двуличная ложь. Впрочем, двуличие у близнецов, видимо, оправдано самим фактом рождения. – Корги усмехнулся своей шутке. – Еще раз хочу напомнить, что вспоминать о совести или стыде в контексте моей жизни бессмысленно. И я, как вы, Олег Васильевич, прекрасно знаете, не преследую никаких прочих целей, кроме развлечений.

До тех пор пока Корги не произнес имени Гончара, его слушали, но, лишь он обратился к писателю напрямую, поднялся общий гул, сквозь который Люся услышала гневный выкрик.

– Я тебя уничтожу! Ты – гниль и опухоль. Я думал, что болезнь сидит у меня в голове, но главная моя болезнь – это ты.

Козетта кинулась к Корги, Шуйский вскочил, Тата тоже поднялась, Магда принялась грозить кулаком со своего места. Корги еще что-то говорил, но разобрать его слов в общем шуме было уже невозможно.

– Может, свалим? – предложил Коля. – Сомневаюсь, что это скоро закончится.

– Какая муха его укусила? Зачем он так? Пусть даже они и поругались. Понятно же, что Олег Васильевич болен, а он словно нарочно его доводит.

– Нарочно, – подтвердил брат. – Потому что сволочь. Думаешь, он просто так выбрал этот отрывок?

– Я хочу остаться и посмотреть, чем все закончится, – попросила Люся. – Мне почему-то кажется, что сейчас происходит нечто важное.

– Точно! – вдруг спохватился Коля. – Вот он – этот момент! Мой звездный час!

Шумно отодвинув стул, он вскочил на ноги.

– Что ты собираешься сделать? – Люся схватила его за руку.

– Я должен осадить Корги и наказать. Пусть Олег Васильевич видит, на чьей мы стороне.

– Ты совсем? – Люся сжала пальцы сильнее. – Мы не знаем, из-за чего у них ссора и о чем идет речь, какое право ты имеешь вмешиваться?

– Разве ты не слышала, что он сказал? Это же все игра. Каждый наш шаг, каждый поступок.

Ответить Люся не успела. Она увидела, как Козетта, добравшись до Корги, вцепилась ему в горло и на полном серьезе принялась душить. Пытаясь разжать ее пальцы, он побелел как мел. Не отдавая себе отчета и раскидывая на своем пути стулья, Люся помчалась к ним.

Попробовала оттолкнуть Козетту, но, чтобы сдвинуть ее с места, потребовалось бы шесть или семь Люсь. Схватив со столика тарелку с куском торта, она припечатала его к лицу поварихи.

От неожиданности Козетта выпустила Корги и, протерев глаза от крема, двинулась на Люсю.

В ту же секунду по залу прокатился громкий Колин возглас:

– Олегу Васильевичу плохо!

Люся обернулась и увидела, что Гончар безжизненно сник в своем кресле. Тело его обмякло, голова свесилась на грудь.

Козетта кинулась к инвалидному креслу. Шуйский выхватил мобильный телефон и закричал: «Я вызову врача!» Магда, выбравшись со своего места, поспешила к ним. Тата исчезла.

– Как ты? – Люся повернулась к Корги.

– Спасибо. – Он потер шею. – Кажется, жив.

– Ты нарочно это сделал? Знал, что так будет?

– Что именно будет, не знал, но подозревал, что Гончару не понравится.

– Но зачем?

Люся проводила взглядом процессию, вывозящую писателя из комнаты. Коля отправился с ними. Они остались одни.

Неожиданно Корги опустился перед ней на колени и обхватил за ноги.

Сердце бешено застучало. Рука невольно прошлась по его волосам. В эту минуту она была готова простить ему абсолютно все.

– Можешь объяснить, что происходит?

– Я хотел спасти тебя. – Он поднял голову. – Я сделал это ради тебя.

От его взгляда Люся забыла, как дышать, а потом, наклонившись, прижалась губами к его губам. Судорожно вздохнув, Корги немедленно ответил на этот поцелуй, и внутри нее один за другим снова принялись набухать цветочные бутоны.

Глава 26

Гончара отвезли в его спальню и уложили на кровать. Козетта, как и в прошлый раз, сделала ему укол, но ничего не изменилось. Олег Васильевич по-прежнему оставался без сознания, время от времени немного оживал и то произносил отрывочные невнятные фразы, то внезапно пугающе затихал, отчего повариха тут же хваталась за его пульс, а Шуйский за собственное сердце.

Магда устроилась на стуле с высокой спинкой напротив высокого зеркала и до самого приезда врача сидела молча, вглядываясь в его потустороннюю глубину.

– Я вас предупреждал, – сказал доктор, бегло осмотрев Гончара, – теперь так будет все чаще и чаще. И дольше. Никто ничего не может предсказать. Может, он уже вообще больше не придет в себя. Я не знаю. И кроме как облегчить его страдания, вы уже ничего не можете сделать. Простите, но такие вещи необратимы. Если хотите хоть немного продлить ему жизнь, вам необходимо обеспечить ему полный физический и душевный покой. Любые всплески эмоций, переживания или, напротив, бурная радость стремительно сокращают его часы.

Козетта разразилась низкими грудными рыданиями.

– Это все Корги, Корги…

– Это все эти. – Магда кивнула в сторону Коли. – Из-за них он каждый день не в себе.