Пусть это буду я

Коля возвратился к себе, исполненный решимости отправиться на «Сходненскую» и сидеть там до тех пор, пока весь этот дурдом не уляжется. Он был сыт по горло любовью Люси, а теперь ко всему прочему добавилась еще и тема, что он должен ее убить. С осознанием того, что писатель пытается их рассорить, он уже немного свыкся, но поворот с убийством выходил за рамки допустимого. Это последнее, что он мог от себя ожидать, полюби она хоть тысячу Корги.

Люся позвонила ему сама.

– Ты вообще где? – тут же накинулся на нее Коля. – И почему не берешь трубку? Я обзвонился.

– Ты мне не звонил. Входящих не было.

– Как это не было, если я уже сорок минут тебя ищу?

– Мы с Корги на пятом. Хотели поговорить, чтобы никто не отвлекал.

– Ну и? Поговорили?

– Да. Нужно, чтобы ты срочно пришел к нам.

– Неужели? А ты уверена, что я не буду мешать вашим разговорам?

– Не злись. Сейчас нам никак нельзя ссориться.

Коля вышел на черную лестницу и стал подниматься на пятый, но отвлекся на телефон, а когда поднял голову, то обнаружил, что по-прежнему стоит возле двери их квартиры.

Он мог бы еще, задумавшись, застрять где-то посреди лестницы, но он точно двигался и от абсурдности положения даже рассмеялся. Глупость какая-то. Так бывает лишь во сне, ведь он не мог сначала подниматься, а потом в один момент начать спускаться спиной назад. Встряхнув головой, чтобы убедиться, что не спит, а потом крепко вцепившись в перила, он снова двинулся вверх по лестнице. Вот только когда дошел до ее конца, то опять очутился перед своей дверью.

Кроме как галлюциногенами, подсыпанными в шампанское во время концерта, объяснить он этого не мог. Как-то Жоркин старший брат притащил откуда-то ЛСД, и Жорка с Умником попробовали. Оба потом клялись, что земля под ними провалилась и пришлось добираться до дома Умника по тоненькому, качающемуся мостику, натянутому над бездонной пропастью.

Осторожно, словно проверяя на прочность, он шагнул на одну ступеньку, постоял немного на ней и медленно перешел на вторую, затем на третью и так до самого верха, не выпуская при этом из виду двери своей квартиры и одновременно поглядывая на пятый этаж. Переждал немного в пролете между этажами. Все было как обычно, если не считать тишины. Оглушающей и давящей, такой же, как в тот раз, когда он шел от Таты и наткнулся на выстроившиеся вдоль стен манекены. Или так ему казалось от нервов, потому что кровь в висках стучала, а подмышки и ладони вспотели.

Однако поймать момент перемещения в пространстве он так и не смог. Пятый этаж опять оказался четвертым. И так происходило всякий раз, сколько и как бы он ни пробовал. Бежал, перемахивая разом через несколько ступеней, взбирался по перилам, полз на четвереньках. Сознание наотрез отказывалось принимать то, что с ним происходило.

И только Люсин телефонный звонок смог вырвать его из этой безумной зацикленности.

– Ну ты где?

– Не поверишь, но творится какая-то фигня.

– Что за фигня? – сразу встревожилась сестра.

– Я не могу попасть на пятый этаж. Поднимаюсь по лестнице как обычно, а потом оказываюсь снова у нашей двери.

– Как так?

– Откуда я знаю?! – закричал Коля, не в силах сдержать потрясение.

– Ладно. Сейчас я сама приду к тебе. Жди.

Люся отключилась. Коля опустился на нижнюю ступеньку и футболкой вытер взмокшее лицо. Он словно попал в компьютерную игру и никак не мог найти способ перейти на другой уровень. Он злился на Гончара, на всех обитателей этого ненормального дома, на сестру и в особенности на себя. Ему стоило поторопиться и поговорить с Олегом Васильевичем начистоту до того, как с ним случился этот припадок. Высказать все свои опасения и надежды, как он планировал утром, а не откладывать разговор на завтра.

Коля был уверен, что писатель смог бы ему что-то объяснить или хотя бы изложить свое видение ситуации. Тата выставила его злодеем. Но пускай Коля уже давно ему не доверял, поверить в то, что он задумал расправиться с Люсей, никак не мог.

Одно дело – борьба за наследство, вечная житейская мышиная возня, стоящая принесенных жертв. И совсем другое – успокоение совести за счет непричастных и невиновных. Коля отказывался признавать, что Гончар до такой степени коварен и жесток. Да, временами писатель подталкивал его к сомнениям, задавал неудобные вопросы и проверял на прочность, но назвать его плохим человеком он не мог. В этом доме Олег Васильевич нравился ему больше других. Даже версию его отцовства он принял не только из-за денег. Было приятно допускать, что в нем течет кровь умного, самодостаточного и необычного человека.

Впрочем, Тата тоже ему нравилась, и сомневаться в ней не хотелось. Коля снова подумал, что им стоит вернуться на «Сходненскую», как опять зазвонил телефон.

– Ну, ты где? – спросила Люся. – Я пришла, а тебя нет.

– Куда ты пришла?

– К нам в квартиру.

– Ты, наверное, пришла с главного входа, а я сижу на черной лестнице.

– Нет. Я шла через нее и тебя там не видела.

– Вот сейчас это совсем несмешные шутки.

– Я не шучу, Коль. Ты где?

– Сижу на лестнице!

– Включи камеру.