Пушкинский дом

В народе были недовольны такой девальвацией, особое осуждение вызвало присуждение этого звания Насеру. Впрочем, в этом осуждении большую роль играло не унижение звания, а распространенное в народе убеждение, что мы всех кормим, самим… прикрыть нечем, а они потом нас же… Народный опыт во внешней политике.

…имел в виду арию «Иль на щите, иль со щитом…»…

Из знаменитой оперы знаменитого химика и композитора Бородина (1833–1887) «Князь Игорь». До сих пор по всему миру звучат пресловутые «Половецкие пляски» из той же оперы.

И когда мы встретим в газете заголовок «Время – жить!», можно сказать с уверенностью, что автор заметки намекал на Ремарка, а не на Ветхий Завет.

Смерть Сталина проделала первую дырочку в занавесе. Оттуда песочилось, а у нас всех было ощущение, что хлынуло. Мы смотрели первые французские, итальянские, польские фильмы, мы читали первые американские, немецкие, исландские книги (так, первый современный роман был «Атомная станция» Х. Лэксцесса в 1954 году). Не важно, если эти книги писались и издавались двадцать, тридцать лет назад, – они воспринимались сейчас. «Три товарища» Ремарка были явлением 1956 года, а не 1937-го. «Потерянное поколение», разразившееся романами в 1929 году, были мы (словно не было перерыва между мировыми войнами). Как в школе всем преподавалась одна и та же литература, так и выйдя из нее, мы все продолжали «проходить» одни и те же книги, одновременно читая Ремарка, Фейхтвангера, Хемингуэя. Вы читали? вы читали? – был основной метод знакомства и сближения (несложно было обнаружить общие вкусы). Анекдот о милиционерах, думающих, что подарить на день рождения своему другу («Бритву?» – «Бритва у него уже есть». – «Часы?» – «Часы у него уже есть». – «Фотоаппарат?» – и т. д., все у него уже есть. Видят плакат «Книга – лучший подарок!». «Подарим книгу!» – радуется первый. «Книга у него уже есть», – безнадежно отвечает второй…), так вот этот анекдот оборачивается другим смыслом, не милицейским: книга – это Кафка, Ремарк, Хемингуэй, Пастернак – то, за чем гоняются, чего не достать; «книга у него уже есть» – это значит, он достал последний (единый для всех) дефицит. Когда в Истории намечается движение жизни, все люди, им настигнутые, становятся как бы одного поколения (военного, хрущевского…), все читают одну книгу и волнуются ею. Но хоть читают! Когда История снова замирает, так и не хлынув, люди утомленно разбираются на вкусы и поколения и уже ничего не читают, благоустраиваясь в нише остановки. Хлебный голод сменяется на книжный: достать книгу, чтобы она «уже была»; вкусы, с упоением разработанные интеллектуалами ушедшей эпохи, спущены вниз на правах товара; даже наш неподвижный рынок уже приспособился выпускать в фешенебельных корках, под «фирму», мертвейшие нечитаемые книги – и иностранные, и классические, и памятники, – все это уже мебель, а не дух. Ничего к нам не хлынуло в дырочку, никто на нас оттуда не заглядывает – это мы хлынули и застряли, это мы из зала рассматриваем сцену через слабо проковырянную актерами дырочку…

«Христос, Магомет, Наполеон».

Слова Сатина из пьесы «На дне» – Лева проходил ее в школе как раз в то время, с которого начинается следующая глава.

…5 марта 1953 года умер известно кто.